Об Италии

Три рассказа о Риме

Многоликий Рим – город, где царит вечность

Папа Римский ходит на рок-концерты. Школьники на целые месяцы оккупируют школы. В ночных клубах рукоплещут балеринам. А строители нового метрополитена никак не могут докопаться до настоящей земли. Рим обезумел?!? Как вы думаете, легко ли жить в городе, являющимся «центром мирозданья и циферблата», по улицам которого незримо бродят неандертальцы, Микеланджело рука об руку с Муссолини и рыщет Капитолийская волчица в поисках Ромула и Рема?

Рим всегда вдохновлял писателей и поэтов от Гоголя до Бродского.

Все дороги ведут в Рим. Это знает каждый. Но если повезет проделать заветный путь, вдруг понимаешь, что из Рима ведут они в Вековечность

Рим и мир. Палиндром этот словно бы существовал в нашей речи заранее и задолго до нас. Латынь по схожему поводу тоже пользуется игрой слов: urbi et orbi - "городу и миру". Сочтем такое случайностью? Мистической связкой смыслов? Расхожим заклинанием? В России перевертень этот всегда воспринимался всерьез, ибо складно сказано о городе не только имперском и вечном, но еще и семихолмном. Всякий уважающий себя город, вздумавший прослыть вечным и державным, непременно должен быть семихолмным. Москва, конечно, тоже. Между тем, только в Риме у холмов этих семи, словно у подвешенных к поднебесью колоколов, уже сами названия - праздничный трезвон. Авен-тин-н-н! Пала-тин-н-н! Эсквилин-н-н! Ви-ми-нал! Кви-ри-на-а-а-л-л-л... - чем не благовест? Отчего же баснословный город, по мысли Иосифа Бродского находящийся "в центре мирозданья и циферблата", для невечных нас вечен? Неужто из-за того, что живопись по-прежнему висит на тех же самых местах, какие указывает столетний путеводитель? Или же из-за гостиницы, в которой останавливался в XVI веке Торквато Тассо, а она все еще до сих пор гостиница? А может, причина наших ощущений - акант, расцветший на развалинах, плебей пустыря по кличке "медвежья лапа", листья коего эллинский архитектор Каллимах навечно поместил в капитель коринфской колонны? Тот, что перед нами, вообще процвел рядом со своим мраморным подобием - обломком Каллимаховой капители и, будучи по сути лопухом развалин, спешит противопоставить аристократизму обломка белые, чуть красноватые или желтоватые свои цветы, а мраморный обломок тоже белый и тоже желтоватый, и на нем замерла зелено-коричневая крапчатая ящерица. Она посидит-посидит и стремглав исчезнет к той гоголевской поре, когда "...везде устанавливал свой темный образ вечер, над развалинами огнистыми фонтанами подымались светящиеся мухи, и неуклюжее крылатое насекомое, несущееся стоймя, как человек, известное под именем дьявола, ударялось без толку в очи".

Обычно руины - всего лишь развалины, и только античный мир оставил их нам как эстетическую самоценность. Опять Гоголь: "Самое это чудное собрание отживших миров, и прелесть соединенья их с вечноцветущей природой - все существует для того, чтобы будить мир, чтобы жителю севера, как сквозь сон, представлялся иногда этот юг, чтоб мечта о нем вырывала его из среды хладной жизни... блеснув ему нежданно уносящею вдаль перспективой, колизейскою ночью при луне... невидимым небесным блеском и теплыми поцелуями чудесного воздуха, - чтобы хоть раз в жизни был он прекрасным человеком..." Касательно воздуха в одном письме даже уточняется: "Кажется, как потянешь носом, то по крайней мере 700 ангелов влетают в носовые ноздри". А мы с вами (и остальной мир тоже) "из среды хладной жизни" давно приникли по примеру легендарных основателей города к сосцам Капитолийской волчицы, хотя сама волчица - изваяние скорей этрусское, а Ромул и Рем самочинно приделаны к ней Гульельмо делла Портой всего четыреста лет назад. Но это - мы с вами, не знавшие в историческом детстве ни акантов, ни капителей, мы, оставившие после себя в лучшем случае вполне рукотворное сельбище - район EUR, муссолиниевскую фантазию духовного ранжира, и не могут разогнать здешнюю скуку ни архитектурная дерзость "Гриба", ни стадион Нерви, ни рафинадный кубик местного "колизея", зато как всегда безупречны пинии - единственные в мире деревья, сочетающие в себе горизонталь и вертикаль.

А Николай Васильевич Гоголь, тот опять про свое: "И вот уже, наконец, Ponte Molle, городские ворота, и вот обняла его красавица площадей Piazza del Popolo, глянул Monte Pincio с террасами, лестницами, статуями и людьми, прогуливающимися на верхушках. Боже! как забилось его сердце!.. Вот предстали перед ним опять все домы, которые они знал наизусть: Palazzo Ruspoli с своим огромным кафе, Piazza Colonna, Palazzo Sciarra, Palazzo Dona, наконец поворотил он в переулки, так бранимые иностранцами... где изредка только попадалась лавка брадобрея с нарисованными лилиями над дверьми..."

На улочках и улицах этих история не просто представима, но ощутима и реальна. В той вон таверне, кажется, все еще уваривают для Императора коровьи щеки, вымоченные в известковой воде особого источника. Все еще взбираются по внутрикупольной лесенке на макушку строящегося Святого Петра ослики, навьюченные комками свинца и кирпичом. Микеланджело, только что поколотивший подрядчика за то, что лентяй не штукатурит на века, сам доглядывает за работами, а заодно сочиняет сонеты Виттории Колонне. За Тибром, но на своем наречии, потомок строивших Колизей иудейских рабов Иммануил Римский слагает сонеты тоже. Тихо договариваются в темнице о будущем человечества апостолы Петр и Павел. Как водится, на вилле Зинаиды Волконской множество гостей, и вообще русских в Риме несчетно: и Тургеневы, и Герцен Александр Иванович, и Вяземский, и Жуковский, и - мимоездом - сам Достоевский, наверняка угадавший, что и здесь будут свои бесы.

Все еще захаживает в Ватикан, хотя давно умер, поэт Вячеслав Иванов; все еще пишет эскизы Александр Иванов; наводит мистические мосты с католицизмом Владимир Соловьев, а увлеченный военный человек Павел Муратов сочиняет драгоценную книжку "Образы Италии". И ничто не исчезает... Ничто не исчезает? Так уж! А то, что разворочено потрудившимися не хуже гуннов гениями Ренессанса, для удобства добывавшими мрамор прямо в Колизее? А тот же Микеланджело, прорубивший окна в Пантеоне? А мордатый мегаломан Муссолини, проложивший проспект через римский Форум?.. И все-таки все остается. Пусть в виде своего отсутствия или кругов на воде, пусть следом ящерицы на камне... Скажем, римский диалект - романеско. Мой друг говорил мне, что бабушка его вполне обходилась римской речью, да и сам он еще кое-что понимает, да и на улице нет-нет кто-нибудь обронит словцо, и хотя не пишет больше на веселом наречии неприличных своих сонетов приятель Гоголя поэт Белли и нынче, условно говоря, in bocca romana сплошь lingua toscana, но несметные количества перелетных скворцов в кронах EURcKoro парка уж точно гомонят на романеско, обсуждая, куда и как лететь дальше...

Скворцы над Римом! Такого нигде не увидишь. В спокойный весенний или осенний день, едва тишина оборвется резким звуком или выхлопом мотоцикла, на коем потомок цезарей промчался в свой магазин, где обувает дам, взирая при этом на них замшевыми глазами, так вот - достаточно любого внезапного звука, и с только что мерно щебетавших и гомонивших деревьев срываются миллионы птиц и собираются в поднебесье огромными шарами - подобиями японского фейерверка, правда, тут шары черные и выглядят фейерверочным негативом. И шаров этих - бессчетно. И в каждом согласным движением коловращают-ся тысячи скворцов. И "на блистающем, - по словам Николая Васильевича, - серебряном небе" шары эти то возникают, то исчезают, а все потому, что, когда стая закладывает вираж и ложится на крыло, она для нашего глаза растаивает, но мгновенье спустя вспыхивает четкой чернеющей сферой, и шаров - не сосчитать, и одни чернее, по-тому -Hi- ближе, другие серее и бледнее или по-ому, что дальше, или потому, что легли на крыло, и как бы высоко ни поглядеть, всюду медленное воздухоплавание уже почти неразличимых птичьих сфероидов, и совсем уже угадываемых, и, возможно, уже только померещившихся.

И если небеса зеркальны земле, то так же бессчетны вглубь слои римских тысячелетий. В феллиниевском "Риме" копающий метро инженер сетует, что, сколько ни рой, до простой земли не докопаешься, а в музее на Капитолийском холме бесконечный пирог веков вовсе ошеломляет. Вот вроде бы наидревнейшие погребения - бурые пластиночки бывших костей в абрисе угадываемого скелета и внутри некая горстка серых чешуек, словно самая далекая птичья стайка... А это - неродившийся римлянин в материнском чреве. Успей дитя появиться на свет, его бы наверняка выкормила волчица...

Моему коллеге Андрею Сергееву Ахматова сказала: "В Риме всего слишком много. Человек этого построить не мог. А если не человек - то кто?.." Вот именно - кто. Как составился невероятный замысел Колизея? Как чертили бессчетные чертежи? Как в них разбирались?.. И кто вообще тот, кто "этого построить не мог"? Как трактовали его наши соотечественники, пусть не тайновидец Владимир Соловьев, но приверженный типажу Гоголь? "...Это особенное выражение римского населения... этот живой, неторопящийся народ, расхаживающий по улицам без тягостного выражения в лицах... в котором живет чувство собственного достоинства: здесь он il po-polo, а не чернь, и носит в своей природе прямые начала времен первоначальных квиритов".

Но кто тогда малюет делирические граффити, а на вагонах метро живого места не оставляет? Кто поганит вечные стены серпами и молотами или свастиками? Кто возглашает несмываемые "ewiva" всякому шуту и пустомеле? Откуда эти политические крайности? Недавно, когда после выборов Италия вдруг встала с "левой" ноги, я догадался: сапог, даже Апеннинский, все-таки сапог. То есть -всегда или только левый, или правый. К тому же вокруг благоухают лавры и лимоны, и правильней всего вкусить от пасты и вина. Это - священнодействие. Это римлянин причащается своей вечности... А Тирренское море почему-то не пахнет ничем, даже морем. И цвета оно зеленоватого оттого, что впадает в него оливковый Тибр, куда из столь полюбившегося Бродскому фонтана на пьяцца Матеи притекает оливковое же мешкотное время: "На площади один из самых очаровательных фонтанов в мире: молодые люди с черепахами, Fontana delle Tartarughe - то, от чего становишься физически счастливым". Я тоже был физически счастлив, оказавшись возле.

Юноши, в полуобороте сидящие по ободку нижней чаши, одной рукой зачем-то подсаживают или понуждают ("через плечо слагая черепах", как сказал Вячеслав Иванов) медлительных черепах вечности переваливаться через бортик верхней чаши, чтобы не мешали торопиться жить, а черепахи переваливаться не спешат, а юноши их подталкивают, но так как черепахи, чтобы не быть унесенными оливковым Тибром в зеленое Тирренское море, все никак не перевалятся, - юноши, торопя время и торопясь жить, уносятся на бешеных мотоциклах вспугивать скворцов, малевать граффити и на каждой скамейке усаживать верхом на свои джинсовые бедра джинсовых подруг... И так было и будет, ибо вскормленных волчицей, их в случае чего непременно спасут гуси и упасут апостолы...

Таковы они - наши римские элегии. Сперва складывал их германец Иоганн Вольфганг, потом наш человек - Иосиф. Он, как и Гоголь, нет-нет в этом тексте появляется, ибо в Риме бывал и вместе с нами быть в нем продолжает, и говорит и думает о великом городе так, как хотели бы мы тоже, но у нас, как у него, увы, не получится -

Я был в Риме. Был залит светом. Так,

Как только может мечтать обломок!

На сетчатке моей - золотой пятак.

Хватит на всю длину потемок.

Асар Эппель.

Несколько мгновений праздников и будней.

Сегодняшний Рим - каков он? Прекрасен - каким, впрочем, был всегда. Благопристоен и буржуазен. Немного лицемерен и крайне индивидуализирован.

Как только закрываются магазины, центральные улицы Рима начинают пу стеть. Делать на них становится нечего. Любители посидеть за кружкой пива или пропустить стаканчик вина тоже потихоньку расходятся по домам, поскольку примерно в это же время закрывается большинство баров и кафе. По потемневшим улицам продолжают бродить влюбленные парочки, туристы и бомжи. Бродяги здесь, кстати, вполне благопристойны и по преимуществу трезвы. Видимо, поэтому полицейские не обращают на них особого внимания и позволяют свободно устраиваться на ночлег в самых фешенебельных местах. Даже на таких богатых улицах, как виа Венето, можно наблюдать, как бомж "забивает" себе место для ночлега, оставляя в нише здания вполне сносную дубленку, и спокойно удаляется по своим делам, - возможно в какой-либо из общественных душей, которыми городские власти дополнили существующие еще с античных времен общественные туалеты.

На первый взгляд ночная жизнь Рима гораздо менее приметна, чем, скажем, в Париже или - с недавних пор - в Москве. Такой популярный в России способ ночного времяпрепровождения, как казино, в итальянской столице отсутствует: запрещен законом. С недавних пор запрещен и стриптиз, так что любители этого вида развлечений довольствуются балетом в ночных клубах, хотя одеваются танцовщицы теперь по новой моде - на манер сотрудниц банка или учительниц. А если перспектива бродить по ночным улицам вас не прельщает, то вы можете отправиться, например, в ресторан.

Итальянское меню для гурманов.

Ресторанчики-траттории, ютящиеся в тесных постройках старого города, можно найти повсюду, но гурманы съезжаются поужинать в район Трастевере. Оформление таких ресторанов - развешанные по стенам связки лука и перца, глиняные горшки - не стилизация под старину, а отражение повседневной жизни. Как правило, прислуживать вам будет хозяйка, а хозяин в это время хлопочет у плиты, - вернее у печи, так как в уважающем себя ресторане пиццу готовят только на "живом" огне. Во многих тратториях официанты носят фраки, и прежде чем вы сделаете заказ, вам покажут, от какого куска будет отрезано мясо, продемонстрируют предлагаемую рыбу. Разнообразие блюд и кухонь потрясающее. В Риме есть и тосканские, и лигурийские, и средиземноморские рестораны. Непосвященному непросто бывает сориентироваться даже в названиях паст (или, по-нашему, макарон), которые отличаются не только соусом или начинкой, но и формой.

Так забавляются школьники.

До 18 лет детям положено учиться в школе, а чтобы долгая учеба не показалась скучной, школьники придумали себе развлечение, которое называется "оккупация". В определенный день они сообщают учителям, что школа оккупирована и до особого объявления преподаватели не имеют права там появляться (учителя относятся к своей участи философски и посвящают свободные дни домашним заботам). "Оккупация" может длиться один день, а может и гораздо дольше. Начало этого учебного года, например, ознаменовалось несколькими подобными акциями. В одной из школ "праздник непослушания" затянулся на целый месяц, причем никаких внятных требований ребята не предъявляли. По вечерам "альма матер" превращалась в подобие дискотеки, куда заглядывали на огонек приятели "оккупантов". Когда всех удалось наконец выманить наружу, школа предстала в крайне плачевном состоянии: разбитые компьютеры, перевернутые столы, выведенная из строя сантехника, повсюду грязь, объедки... Но даже после этого инцидента "оккупации", считающиеся выражением права школьников на протест, не запретили.

Итальянская мода и японские модники.

Столицей итальянской моды обычно считают Милан, и там же проводятся главные показы мод. Но ежегодное шоу "Женщина под звездами", которое организуют в Риме, превосходит их по живописности. Оно проходит в самых красивых местах столицы - на площади Навона, Капитолийском холме, а кульминацией действа всегда бывают показы на площади Испании, в которых принимают участие лучшие модельеры и манекенщицы. Только прошедшим летом римляне остались без любимого зрелища: накануне показа был убит Джанни Версаче. Всю ночь заплаканные топ-модели, кутюрье, парикмахеры просидели тогда на площади, поминая своего друга и коллегу. Перенести шоу так и не удалось: на ближайшее время уже был запланирован следующий показ - на площади Навона.

Непосредственная близость именитых кутюрье и большое количество модных бутиков определяют склонность римлян одеваться модно. Однако складывается впечатление, что итальянской модой больше всего интересуются туристы из Японии. Многие из них страстно желают одеваться "от Версаче" - и на улочках, прилегающих к площади Испании, где располагаются бутики самых известных стилистов, выстраиваются длинные очереди японских туристов.

Заполучив желаемое, они сидят на лавочках в окружении пакетов с дорогостоящими вещами и, -видимо в целях экономии - поедают скромный бутерброд. Сами же итальянцы предпочитают одеваться во время сезонных распродаж -сальди. Сальди - явление отнюдь не стихийное, они проходят под контролем властей в строго определенные периоды. Радио и телевидение постоянно напоминают о необходимости быть внимательными и предостерегают от опрометчивых покупок. И все же, несмотря на трепетное отношение римлян к своим туалетам, в целом нельзя сказать, что они одеты особенно изысканно. А когда наступают первые холода (а в Риме холода - это плюс 10 градусов) итальянки наряжаются в шубки, чаще всего в норковые и енотовые, преимущественно короткие, простых фасонов.

Вечное движение великого города.

Для Рима, с его узкими центральными улицами и вечными пробками, самым быстрым и надежным видом транспорта, по всеобщему мнению, является моторино - небольшой мотоцикл. Но в то же время это и наиболее опасное средство передвижения. Молодые водители юрких моторино не всегда обращают внимание на красный сигнал светофора и неожиданно возникают перед мчащимися автомобилями. В Риме каждый день случается по несколько подобных аварий, но владельцы моторино упорно не желают носить шлемы, Дорожная полиция совместно с телевидением пытается найти какого-либо известного модельера, который взялся бы за разработку дизайна шлема, привлекательного для молодых людей. Основные виды общественного транспорта в итальянской столице - автобус и метро, хотя пока в Риме проложено всего две линии метрополитена, перекрещивающиеся у железнодорожного вокзала. Автобусные маршруты гораздо более разветвлены, однако у этого вида транспорта имеется свой недостаток: водители довольно часто устраивают забастовки, напрочь сбивая рабочий ритм города. Тот, кто имеет автомобиль, в таких случаях предпочитает пользоваться им, что вызывает удвоение плотности дорожных пробок.

В ближайшем будущем проблема заторов на дорогах наверняка усугубится, поскольку многие магистрали будут ремонтироваться: Ватикан и Рим ведут основательную подготовку к празднованию двухтысячелетнего юбилея христианства. Ни один крупный религиозный праздник в Ватикане не обходится без участия молодежи. Часто мессы выливаются в поистине всенародное торжество. Пасхальная, например, заканчивается песнями, которые девушки или юноши исполняют стоя вблизи Папы Римского. Прошлым летом папа и сам не счел зазорным присутствовать на рок-концерте в Болонье во время проходившего там церковного конгресса. Иоанн Павел II не боится совершать такие экстраординарные поступки, как признание вины католиков за события Варфоломеевской ночи или утверждение, что реформаторская церковь осуществила больше полезных для народа нововведений, нежели католическая. Кроме того, в январе Святой Престол объявил о решении открыть архивы инквизиции для нужд науки. "Возможно, появятся свидетельства, которые позволят отнестись к деятельности церкви более благосклонно", - объявил по этому поводу кардинал Акилле Силъвестрино.

Как бы то ни было, все сходятся в одном: предстоящий праздник - замечательная возможность еще раз подчеркнуть архитектурное и историческое значение этого города, которому волею судеб выпала честь стать колыбелью современной цивилизации.

Елена Пушкарская.

Там, где начало дорог и водопроводов

Современный Рим похож на отпрыска знатного рода. Гордясь древностью своего происхождения, он живет в стремительном ритме дня сегодняшнего.

Как гласит предание, "город семи холмов и всей земли повелитель" был основан 21 апреля 753 года до нашей эры. Именно в этот день близнецы Ромул и Рем заложили на Палатинском холме город Roma, Рим - по имени одного из братьев. Но легендарные основатели никак не были первопроходцами на этой земле: прежде здесь существовало греческое поселение. Более того, на территории современного города найдены остатки черепов неандертальцев, бродивших здесь около ста тридцати тысяч лет назад. А во II тысячелетии до нашей эры предшественники римлян уже обосновались на Эсквилинском и Капитолийском холмах. На черепках найденной там посуды виден орнамент из линий, точек и треугольников. Уже гордо именуясь городом, Рим состоял из хижин, крытых соломой. Якобы в такой же хижине на Палатине жил и сам Ромул, правивший до 715 года до нашей эры. Античные авторы утверждали, что он был похоронен на окраине главной площади города под неким "черным камнем". Историки весьма скептически относились к этим сведениям, как вдруг, к их изумлению, в 1899 году на краю Форума археологи все-таки отыскали большую могильную плиту - "черный камень"! Сейчас это место уже официально именуется могилой Ромула.

В археологическом отношении современный Рим представляет собой многослойный пирог. Остатки разных культур мирно сосуществуют здесь как на поверхности, так и под землей. Это, кстати, значительно затруднило строительство римского метрополитена: проходчики то и дело наталкивались на остатки подземных храмов, гробниц, катакомб, жилых домов, колонн. Работы не раз приходилось останавливать и приглашать специалистов (на стройке имелась даже должность дежурного археолога). Находки метростроителей, в частности, многое рассказали о соседях древних римлян - загадочном племени этрусков. Они постепенно сошли с арены истории, но их художественный мир влился в римскую культуру. Этрускам, как и грекам, римляне обязаны традицией скульптурного портрета, многое переняли они и у этрусских строителей. Это, разумеется, никак не умаляет классической славы Рима как архитектурной столицы мира. Римляне обогатили человечество многими выдающимися открытиями и изобретениями в этой сфере. К примеру, именно они начали строить дороги с твердым покрытием. Беспрерывно воевавшим римлянам надоело каждый раз с наступлением сезона дождей останавливать движение своих легионов - и они стали мостить дороги камнем, чтобы колесницы не вязли в грязи. Первая такая дорога, построенная в 312-308 годах до нашей эры по распоряжению цензора Аппия Клавдия и с тех пор носящая его имя, используется и сейчас, а на отдельных ее участках сохранилось даже исконное покрытие с отчетливо видимыми следами римских колесниц. Среди прочих архитектурно-стро-ительных достижений стоит упомянуть цирки, стадионы и, конечно, "сработанный еще рабами Рима" водопровод. Римляне всегда ценили воду. Историк Пропорций упоминает о "легком журчании струй, наполнявших звоном весь город". Вода по акведукам поступала в многочисленные фонтаны, которые в те времена существовали отнюдь не ради красоты: они имитировали источники, и жители брали из них воду. Само слово "фонтан" происходит от латинского fon-tis ("источник"); в древнеримских фонтанах вода не била струями вверх, а стекала. Кстати, жители Рима почти не знали желудочных заболеваний, поскольку вода, подававшаяся со склонов предместных холмов, проходила тройную очистку - через угольные, песчаные и травяные фильтры. К IV веку в Риме действовало около восьмисот фонтанов и свыше сотни общественных бань.

Еще две тысячи лет назад философ Сенека говорил в одном из писем: "Взгляни на многочисленное население, которое едва помещается в зданиях этого громадного города; большая часть этой толпы не имеет отечества, а собрались эти люди со всего света. Одних сюда привело честолюбие, других - государственные дела, третьих - возложенное на них посольство, четвертых - роскошь, пятых - страсть к образованию, шестых - зрелища, седьмых - дружба, восьмых - предприимчивость, которой нужно широкое поле деятельности; одни принесли сюда свою продажную красоту, другие -продажное красноречие". Сегодняшний Рим унаследовал от древнего сутолоку мирового перекрестка, смешение наречий, причудливое переплетение культур, опыта и традиций. До сих пор не теряют своей актуальности слова, сказанные Сенекой: "Все люди стекаются в этот город, где хорошо оплачиваются и добродетели и пороки".

Алексей Букалов.

Читайте здесь еще об Италии!