Об Италии

Неаполитанский неореализм: Искья и Неаполь

Обыкновенные приключения русских в Италии: Искья и Неаполь

Говорят, итальянцы и русские похожи. Говорят даже, что итальянцы - это комическая версия русских, а русские - трагическая версия итальянцев. Возможно, поживи мы в краях, где конец октября означает не слякоть и депрессию, а мягкое солнце, урожай цитрусовых и повторное цветение всех кустарников, мы стали бы несколько иными - может быть, такими, как итальянцы. Хотя наши итальянские приключения наводят меня на мысль, что какие-то фундаментальные различия между ними и нами все-таки есть.

БЕЛЕЕТ ПАРУС ОДИНОКИЙ

Я вам не скажу за всю Италию, вся Италия очень велика, но остров Искья таки похож на Одессу, и в манере обращаться с туристами таки есть что-то очень дерибасовское. И это даже не нынешняя Одесса, а какой-то «Белеет парус одинокий» с его палящим солнцем, рыбацкими шаландами, роскошными дачами богатых господ, с его запахом моря, цветов и жареной рыбы.

У берега качаются лодочки. В лодочках сидят старики и починяют сети. Везде ловят рыбу, которая кишит у берега: на пристани, если бросить в воду печенье, вода вскипает рыбами, между ними начинается драка, подплывают большие, «накачанные» рыбы, эдакая солнцевская братва, разгоняют мальков... Рыба продается везде - серебряная, розовая и полосатая, плоская, длинная и шарообразная. Портовые кошки растаскивают в сторонку требуху - под лодки, отдыхающие на суше. Море имеет тот самый цвет, который в наборе акварели называется «ультрамарин» - в детстве меня мучил вопрос, где это морская вода бывает такого цвета. В ультрамариновой дали и в самом деле белеет парус одинокий. Вечером мальчишки ловят рыбку на леску, с пальца -способ, описанный еще Горьким в хрестоматийном очерке о Ленине. Если бы мальчишки не называли друг друга пышными именами вроде Сальваторе или Эмилио, впечатление было бы вполне южнорусское. Их сиплое «перке?» произносится ровно с той же интонацией, что и «чиво?» где-нибудь на Брянщине.

На балконах сушится белье и надзирают за соседями бдительные бабки. Ковыляют немецкие старички и старушки - на них надето много золота. Они приехали лечиться в термальных источниках, которые бьют повсеместно - в нашей гостинице было два термальных бассейна с водой плюс 26.

В церквях идут службы, на улице часто попадаются на глаза благообразные падре. У местного населения через одного - великолепные римские профили. То и дело видишь знакомые лица: где я его видела? Потом соображаешь: в альбомах Микеланджело или Рафаэля. Хотя большинство типов напоминают скорее итальянское кино шестидесятых. По дорогам острова денно и нощно носится машина, оглашающая окрестности дикой музыкой: молодняк, сидящий внутри, через установленные на крыше мегафоны зазывает на вечеринку.

Машины на Искье невообразимые. Примерно половина островного автопарка - престарелые фиатики или неведомые развалюшки, двухместные лупоглазые чебурашки, да еще бешеное количество мотоциклов и знаменитые микротакси - трехколесные трескучие экипажи, делающие вид, что они мини-вэны.

Заборы укрыты коврами плюща, синего вьюнка, лиловой и малиновой бугенвиллеи, из зелени торчат здоровенные цветы: алые гибискусы и голубые плюмбаго, красно-оранжевые бигнонии и белый жасмин; сосны-пинии роняют свои почти кедровые орешки, во дворе гостиницы - двухэтажного роста бамбук и великанские фикусы; древовидные кактусы-опунции украшены красными съедобными плодами... «Как ты меня достала своей ботаникой», - неоднократно говаривал мне муж.

Белые домики сверху украшены глиняным карнизом-оборочкой, такая же оборочка над каждым окном и дверью. Все номера домов, названия улиц, все предупреждения о злых собаках художественно исполнены на майоликовых табличках, вмазанных в белые стены, даже крышки каких-то электрических щитков в стене - тоже керамические квадратики с синей и цветной росписью. Большой популярностью у местных и туристов пользуются таблички «Осторожно, коты!».

Специально для туристов ничего особенного не делается - никто не будет лезть вон из кожи, чтобы сделать тебе приятно (в нашей группе сильно вздыхали по Турции и Испании, «где чувствуешь себя человеком»). Чувствовать себя человеком никто не мешает и в Италии - правда, чужим человеком, не очень званым гостем. В этом положении есть свои преимущества - вместо причесанного, унифицированного сервиса ты хлебаешь местную специфику огромной ложкой. Колоритные магазинчики, кафе и пиццерии, парки и пляжи - все, кажется, сделано аборигенами для себя, а не для индустрии туризма. А турист - ну что турист, ну пользуйся, раз уж приехал. Ну мы и пользовались - мы с мужем, наш сын Андрей и фотограф Макс. И не без удовольствия. Хотя колорита иногда можно было и поубавить.

У ИТАЛЬЯНЦЕВ СОБСТВЕННАЯ ГОРДОСТЬ

В первый же вечер (как на грех, субботний) выяснилось, что позвонить в Москву из гостиницы можно, но за два доллара в минуту. Мы с фотографом пошли искать телефонную карту. Оказалось, что вечером, ночью и в воскресный день на небольшом итальянском острове нельзя купить ничего нужного, а можно только ненужное. Судя по тому, что открыто в неурочный час, в Италии предметами первой необходимости считаются не еда или лекарства, и даже не сигареты и спиртное, а ботинки, шелковые парео, керамика, подвески венецианского стекла и духи. Но никак не телефонные карты. Через два часа беспомощных поисков мы обнаружили газетный киоск, где по наводке продавца открыток, к которому нас послал табачник (к которому нас отправил зеленщик), должны были иметься вожделенные карты. Опыт общения с мелкорозничными торговцами убедил меня, что простое русское «телефонная карта» здесь понимают гораздо лучше, чем «Ду ю спик инглиш?», и я спросила на как бы итальянском:
- Телефоно карта - си?
- Си, - понял продавец, но никакой готовности вступить в товаро-денежные отношения не изъявил. Потом подпрыгнул и заорал. Было понятно, что он требует, чтобы фотограф не читал взятую с витрины вчерашнюю газету «Известия», а сперва заплатил за нее. Итальянец орал, я давала вольный перевод, Макс флегматично читал «Известия». В конечном итоге итальянец объявил, что требует положить газету и покинуть помещение, а телефонной карты он нам не продаст.
- Ду ю спик инглиш? - совершила я отчаянную попытку договориться, не понимая, отчего мне отказывают в телефонной карте.
- Мы в Италии, - злорадно сказал продавец на приличном английском, - и говорим здесь по-итальянски!
И гордо повернулся к нам спиной.

О ВРЕДЕ ЗНАНИЯ ИНОСТРАННЫХ ЯЗЫКОВ

Слухи о том, что вся Европа говорит по-английски, действительности соответствуют процентов на пять. В провинции Кампанья говорят только по-итальянски и очень этим гордятся. Но если заподозрят в вас иностранца, то объясняться будут по-немецки - на уровне «нихт ферштеен». Незнание иностранного языка дает гостеприимным хозяевам большое моральное превосходство и немалую коммерческую выгоду.

Две русских туристки на острове Искья зашли в местный ресторанчик, где две немецких туристки потерянно тыкали пальцами в счет и пытались спорить с хмурым хозяином. «Нон каписко», - брезгливо сказал хозяин и опять потребовал деньги. Немки грустно расплатились и ушли подавленные. Тут бы нашим и насторожиться - но нет, сели обедать. Доев, попросили счет и обнаружили в нем нечто лишнее за четыре тысячи лир (два доллара). Мы этого не заказывали и не ели, удивились туристки, за что же вы с нас берете деньги?
- Это две чистых салфетки, - объяснил хмурый хозяин. - Вы же пользовались чистыми салфетками? Одна салфетка - две тысячи.

Прения прерываются железным «нон каписко». Осталось расплатиться и уйти подавленными.

Я тоже впервые поняла, как хорошо не знать иностранных языков, на Искье. По дурацкой привычке читать любые буквы я в первый же вечер ознакомилась с вывешенными на стене номера правилами для гостей - на немецком, итальянском и английском. Там содержалось немало интересного: например, запрещение стирать и даже сушить вещи у себя в номере - хотя бы и мокрые купальники. Их, оказывается, следует отдавать на просушку горничной. За несоблюдение грозили огромным штрафом, но правило это никто не соблюдал, а все балконы были увешаны мокрыми купальниками.

Мне бы понять сразу, что правила в этой стране пишутся отнюдь не для того, чтобы их исполняли, но я не поняла. Поэтому меня страшно впечатлил пункт, гласивший: «Дорогие гости, просим вас особо заметить, что услуги бара-холодильника в вашей комнате - бесплатные. Вы можете пользоваться им за счет гостиницы. Однако если вы будете ставить в холодильник свою еду или напитки, эта услуга уже не будет бесплатной и обойдется вам в 30.000 лир в сутки».

У нас с мужем в номере, к счастью, бара-холодильника не оказалось. Зато он был у фотографа Макса, которого я тут же поспешила обрадовать. Если бы я не лезла со своей грамотностью, ему никогда бы не пришло в голову читать правила или брать напитки из бара. Но бесплатность его покорила, и он с отвращением выпил четыре банки лимонада.

Когда мы выписывались из гостиницы, уже ободранные итальянским гостеприимством как среднерусские липки, экономившие каждую лиру и вместо обеда евшие заначенные в завтрак булочки с плавленым сырком, фотографу предъявили счет на восемь тысяч лир за услуги бара-холодильника. Проверила на всякий случай: может, по-итальянски что-то другое написано? По-итальянски оказалось круче: «от щедрот гостиницы».

При этом ни один из четырех пожилых портье не говорит по-английски, а внятно объяснить по-итальянски свои претензии к щедрой гостинице ни я, ни фотограф Макс были не в состоянии.

МЫ БАНДИТО, ГАНГСТЕРИТО

Мой муж и его верный Макс поехали по ленинско-горьковским местам на остров Капри - туда с Искьи ходит катер. Билетная кассирша заверила, что с Капри «Принцесса Искья» всегда уходит ровно в четыре и даже с небольшим опозданием. Взяв два билета туда-обратно (сорок долларов в общей сложности), стойкие ленинцы вернулись на каприйскую пристань без пяти четыре - и обнаружили только белый шлейф за кормой уплывающей «Принцессы». Попытки сдать билеты наткнулись на стену непонимания. Убив еще двадцать баксов на новые билеты и вернувшись на Искью следующим катером, разъяренные русские решили привлечь кассиршу к ответу, но она, естественно, уже ничего не понимала. Кстати, уходя на Капри, «Принцесса» задержалась на сорок минут.

Расписание катеров - закон не больший, чем указания для гостей отеля на стене номера. Правила дорожного движения - тоже. В Италии, как и в России, правила существуют только для того, чтобы их нарушать. Правда, делаем мы это все-таки по-разному.

История с «Принцессой Искьей» имела неожиданное продолжение день спустя. Теперь с Капри в четыре часа уезжали мы все вчетвером.
- Где можно купить билеты? - спросил мой англоговорящий муж у капитана судна.
- На борту, - лаконично ответил по-английски же смуглый подтянутый капитан.
- Почем?
- Двадцать пять тысяч с человека.
- Вчера было двадцать! Сегодня утром было двадцать! - завопили мы на три голоса и два языка.
- Двадцать тысяч с человека, - лаконично ответил капитан.

Макс продолжал спать, Андрюша тоже, так что к выходу приготовился один муж. Я выжидала, пока катер как следует пришвартуется и перестанет болтаться - а то ведь некрасиво будет, если европейская леди бряк-нется в проходе вместе со спящим малюткой. Распихав фотографа, я с достоинством подошла к трапу и с ужасом обнаружила, что его хотят поднимать, а муж на пристани бурно жестикулирует и что-то кричит.
- Лет ми гоу аут! - заблажила я диким голосом, совершенно забыв о том, что я леди, и разбудив малютку.

Матросы засмеялись, подняли трап и стали отчаливать. Они уже не понимали по-английски. Я рычала, вопила и бесновалась на палубе, Андрюша с удивлением наблюдал, как папа на пристани становится маленьким-маленьким, а фотограф протер глаза и спросил:
- Я не понял, что за идиотство?

На верхней палубе и вокруг нас уже собралась толпа немецких туристов, привлеченных моими воплями («Я никогда в жизни не слышал у тебя такого голоса», - сказал потом муж). Катер уходил неизвестно куда. Я даже не сообразила, что Казамиччола - это не другой остров, а та же Искья.
- Пронто это надо делать, пронто, - поучительно заметил матрос. - Айн, цвай, драй!
- Ничего, - успокоил пожилой россиянин, оказавшийся рядом. - Возьмете такси и доедете.

У нас на троих было четыреста лир, или двадцать центов - все остальные деньги остались у мужа на пристани. Вариант с такси отпал сам собой. Я уже представляла, как плетусь через остров пешком с голодным малюткой на руках и голодным фотографом рядом.

Тем временем на пристани за дело взялись африканцы, которые продают там китайский ширпотреб и поддельные кораллы по двадцать пять тысяч лир. Сострадательные мужики предложили осиротевшему мужу косячок, чтобы он утешился (муж отказался) и побежали к начальнику порта жаловаться на бессердечных матросов. Начальник позвонил на катер и велел вернуть русскую туристку с ребенком обратно мужу.
- Синьора кон бамбино, - объявил громкоговоритель на катере. - Синьора кон бамбино, у которой муж остался на берегу, мы потом поедем обратно и высадим вас в Искья Порто.

Я пригладила растрепавшуюся башку, вытерла слезы и сделала вид, что я синьора и наслаждаюсь халявной обзорной экскурсией вокруг острова. Бамбино немедленно заснул. В мутное оргстекло окна едва виднелись очертания зеленых гор и белых домиков.
- Они всегда так делают, - утешила меня чужой гид Наташа, которая наблюдала за отплытием с верхней палубы. - То уедут раньше, то опоздают. Сколько раз было - бежим с билетами, машем руками: подождите, - куда там. И ведь они меня знают, я чуть не каждый день сюда экскурсии вожу.

Через сорок минут я рысью сбежала по трапу и упала в объятия мужа. И все мы весело пошли есть одну порцию мороженого на четверых. Но вот мне кажется, что при всей одинаковости русско-итальянского раздолбай-ства и великолепного пренебрежения к правилам наши бы все-таки задержали катер, чтобы взять опаздывающих с билетами и позволили бы «бабе с малым» сойти на берег.

ЕВРОПЕЙЦЫ

Специфика Италии такова, что неподдельное горе, вызванное бесконечными глупыми утратами денег, к утру проходит, уносясь с пушистыми серыми тучами за вершину горы Эпомео. Там, кстати, можно выпить отменного капуччино на свежем молочке и зайти в местную церковь, где на фреске, исполненной в авангардном стиле шестидесятых, грустный молодой святой проповедует веселым рыбкам. Не сомневаюсь, что рыбки действительно приплывали и слушали. Они тут очень любопытные. Горький писал в одном письме: «Я так хохотал, что рыбы высунули из воды мордочки, чтобы посмотреть».

В термальном бассейне тепло и солоно, а лежание в шезлонге под кустом крупно цветущего гибискуса опять возвращает иллюзию, что мы тоже европейцы.

Обедали по-европейски: на балконе. Все теми же булочками с плавленым сырком - запасливый Макс прихватил на всех. Запивали минералкой. В целях экономии мы вообще пили почти одну минералку: кроме завтрака, все напитки оплачиваются отдельно.
- Аква минерале! - провозглашал муж.
- Аква мизерабиле! - откликался официант, ставя на стол бутылку. Не поймешь, издевался он или сочувствовал.

Ухомячив пару крупных булочек, фотограф посмотрел вниз, на увитую плющом гостиничную стену и мрачно сказал:
- Вы поглядите, какие суки.

Под покровом плюща на верхней части стены грозно блестело обильно вмазанное в бетон острое битое стекло. Пошумливали сосны. На детской площадке в парке за той самой стеной жизнерадостно гоготали гуси и кукарекал петух. Далеко внизу, у моря на башенке мелодично били часы. Босой загорелый старик Джузеппе, гостиничный служащий, рубил разросшиеся фикусы. В воздухе витали запахи сосны, рыбы, моря, йода. Из номера попахивало сырой штукатуркой.
- Гулять, - сказал Андрюша. - И хочу мороженого.

Гулять по торговой улице Виа Рома - для каждого отдельное удовольствие. Для мужа там существует книжный магазин, где позволяют часами сидеть и читать новый роман Стивена Кинга. Андрюша находит большое счастье в том, чтобы, сидя у мамы на плечах, гладить всех прохожих по голове липкими от конфет лапками. Кроме того, один раз ему подарили синий шарик. Макс ищет подарок своей девушке. Имея в кармане двадцать тысяч лир, он полчаса отчаянно торгуется за часы, которые стоят восемьдесят тысяч, сбивает цену до шестидесяти - и уходит недовольный.

Мое собственное счастье - разглядывать сувениры. Я никогда их не покупаю, но обожаю разглядывать. Кувшинчики, тарелочки, настенные желто-синие солнца и месяцы, гипсовые белые домики. Вертепы - крохотные фигурки Святого Семейства, укрытые в раковины. Свисающие с потолка связки кувшинов. Креветки, выточенные из цельного коралла. Ночные пейзажи, морские пейзажи - можно остановиться и посмотреть, как работает художница. На стенах плющи и лианы, на окнах неподвижные кошки, в дверях магазинов хозяйки лениво перекрикиваются через улицу. В стенах домов застекленные ниши - внутри цветная статуя Христа или Девы Марии и почти всегда свежие цветы. Ночью эти уличные алтарики подсвечены, иногда нимбы светятся голубым неоном. Хотя многие магазины уже превратили эти ниши в дополнительные витрины.

В ресторанах и мелких лавчонках почти обязательно на стене есть крупная цветная фотография хозяина с дочерью в день ее первого причастия - похожий на мафиози мужчина во фраке и девочка лет десяти, одетая как невеста. На каждой доске объявлений непременно присутствуют две-три огромных афиши, где скорбящие братья, сестры, дети, внуки, правнуки, племянники и племянницы (обязательно все перечислены) какой-нибудь Терезы Марии Манчини сообщают о заупокойной мессе по случаю ее христианской кончины на восемьдесят седьмом году жизни.

Местная жизнь сохранила множество удивительных древних ритуалов. На улице портового городка Поццуоли близ Неаполя довелось видеть катафалк - запряженную шестеркой вороных коней (каждый украшен султаном из черных перьев) огромную черную карету, увенчанную фигурой плачущей Богоматери.

ЭКСКУРСИЯ В БЕДЛАМ

Квинтэссенция Италии - Неаполь. Город встречает древними каменными громадами; вдали черный конус спящего Везувия. Шум невероятный - машины непрестанно гудят, как в Москве тридцатых годов, по улицам с жужжанием и треском носятся орды мотоциклистов (моторизованы все - десятилетние мальчишки, красивые барышни, пожилые профессора; узость улиц диктует выбор транспортного средства). Воют противоугонные сигнализации, сирены полиции, скорой помощи. Свою ноту в эту какафонию добавляют взлетающие и идущие на посадку самолеты: аэропорт почти в черте города. С ревом проносятся реактивные истребители.

Огромный город обвит немыслимыми ленточками эстакад, опутан километрами бельевых веревок. Крыши утыканы частоколом индивидуальных антенн - они торчат из-за спутниковых тарелок, и кажется, что на городских крышах стоит готовая к бою армия гномиков с копьями и щитами. Стены густо изрисованы - где свастикой, где серпом и молотом. Марксистские идеи, кстати, до сих пор популярны: в любом газетном киоске продают газету // bolscevico с портретом председателя Мао. Последний номер весь посвящен протестам против империалистической войны в Афганистане. Веселые студенты повсеместно призывают подписаться одновременно против бомбардировок и против терроризма.

Чуть отойдя в сторону от больших центральных магистралей, попадаешь в мир, который напоминает старое кино с Анной Маньяни. Или еще про любовь, где Мастроянни сбежал с пятнадцатилетней Мариной Влади. Тесные улицы узки и сумрачны, в глубине дворов мерцают голубые нимбы и желтые лампадки. В одной из стеклянных ниш под статуей святого - фотография покойной жительницы дома и целое семейство раскрашенных глиняных фигурок, изображающих, видимо, ее семью. На подъезде висит пышный бант из кружева и розового атласа - подвешенная к нему открытка сообщает о рождении в этом доме девочки Анны.

На мотоциклах устраивают гонки и слалом, успевают пофлиртовать. Съезжаются две подружки - непременно в розово-лиловом (самый популярный цвет сезона в Неаполе), черные кудри, огромные серебряные кольца в ушах - пострекочут, похохочут, газанут и разъедутся.

Блестящие лавины плюща. Тихие древние соборы. Монахини в синем и белом. С балконов недоверчиво разглядывают пришельцев, особенно возмущаясь огромным объективом фотографа. Когда он делает кадр «тетка вешает белье», сбегаются четыре тетки и начинают быстро вопить и красиво махать руками. Кажется, в городе живут одни глухие: любой разговор - это крик и оживленная жестикуляция.

Другая тетка свешивает с балкона пластиковое ведро на веревочке и зовет: «Джованни!». Из лавочки внизу выходит Джованни, снимает ведро, выслушивает заказ. Вскоре ведро, нагруженное продуктами, едет наверх.

На перекрестке, на вонючей деревянной плахе разделывают гигантскую рыбу-меч. Возвращаются домой школьники. Школьная форма - забавные халатики с белым воротничком. У маленьких девочек розовые, у старших белые, у мальчиков синие.

Четырех часов в Неаполе достаточно, чтобы совершенно очуметь и с умиленным восторгом вернуться на мирную Искью, где плещут волны, цветут олеандры и бродят самодовольные портовые кошки и собаки с умоляющими глазами. Где на крыше рядом со спутниковой тарелкой сушится старая рыбацкая сеть. И в небе особого итальянского цвета уже в четыре часа появляется белый прозрачный месяц, и тихо звонят часы на башне и колокола во многочисленных церквях. А в столовой ждет здоровенная порция спагетти, за которую, к счастью, не надо отдельно платить.

Отдельно платить потом все равно пришлось - последним ударом стали четыре доллара за то, что мы позвонили из номера нашему гиду на мобильный. Мы как-то недоучли, что звонки на мобильный приравниваются к междугородним.

Но за последним ударом все равно случился последний сюрприз: в кармане других джинсов неожиданно обнаружились неучтенные десять тысяч лир, и их хватило, чтобы чувствовать себя сытыми и счастливыми до самого самолета.

Все утро в день отъезда Андрюша требовал политического убежища в Италии.
- Не хочу в Москву, - твердо и спокойно заявил он. -Хочу купаться в бассейне и гулять. Хочу жить в Италии у моря.

Я его понимаю.

Ирина ЛУКЬЯНОВА
iНостранец №44

Читайте здесь еще об Италии!