О Турции

Чаепитие в Трабзоне

Подлинная Турция - в лицах, танцах, костюмах и традиционных ритуалах - спряталась возле Черного моря

ЭХ, СТРАНА МОЯ, ТРАПЕЗУНДИЯ...

(старинная турецкая песня)

Кто же спорит - конечно, было бы быстрее и проще прилететь в Трабзон самолетом. Или за ночь добраться на сочинском пароме. Но мы легких путей не искали. Мы решили, что море нужно увидеть с подходящей горной вершины, чтобы оно стало драгоценной наградой измученным путникам. Чаепитие в Трабзоне.

Наша команда состояла из русских, немцев, англичан, шотландцев, ирландцев, французов, финнов, итальянцев, швейцарцев, бельгийцев, испанцев, израильтян, шведов, американцев, канадцев, турок и японца Асао Охи пятидесяти семи лет. Был еще кувейтский шейх Мохамед, очень компанейский парень,

Древней земле, по которой мы путешествовали, было не привыкать к столь этнически пестрой компании пришельцев. До нас по ней прошли скифы, ассирийцы, греки, римляне, османы, крестоносцы, сельджуки. монголы, Тамерлан, Александр Македонский и Бог знает кто еще. А некоторые даже остались.

Целью нашего путешествия был легендарный город Трапезунд, столица могущественной империи Коминов (это не опечатка, это фамилия такая). Очень хотелось найти его на месте нынешнего коврово-джинсово-курточного Трабзона, в который именно самолетом, именно паромом, с большими сумками, как на соседний рынок. И в этом мы были далеко не первыми. До нас Трапезунд искали Страбон и Марко Поло, Дон Кихот воображал себя его императором, а Наполеон - потомком Коминов.

А все почему? Потому что братья Комины были не просто так, Алексей и Давид, а внуки византийского императора Андроника I. И свою империю основали не просто так, а при содействии царицы Тамары (она по соседству жила, в солнечной Грузии). А что теперь город турецкий - так это потому, что турки его завоевали в XV веке.

Вот такая она, предыстория нашего знаменитого путешествия.

НИГДЕ ТАК ХОРОШО НЕ ПЛЯШЕТСЯ, КАК У ДОРОГИ

(турецкая народная поговорка)

Чтобы по суше добраться до моря, надо перейти через горы - такой закон географии принят в Турции в 1867 году. Закон в мусульманской стране настолько строг, что все до сих пор ему следуют, даже иностранцы. Поэтому мы выехали рано утром из современной турецкой столицы Анкары и направились на северо-восток, болтая и попутно знакомясь друг с другом.

Больше всех болтал и со всеми знакомился наш гид Вели Гюндоду. Он подсаживался к дамам и сообщал: "У меня три жены, сейчас ищу четвертую". Дамы млели, а он саркастически пояснял: "Это национальная турецкая шутка". Черноморский регион начинается в Чоруме, но знает об этом только карта - да и то не всякая. Этот город широко известен узкому кругу специалистов по хеттской культуре, потому что вокруг него сосредоточено множество очень больших и очень древних памятников. От Чорума не то что до моря - даже до гор далеко.

Однажды у нас появились дети. Едва автобус остановился у придорожного ресторана, они возникли из ниоткуда, сплясали народный танец, получили от туристов конфеты, монеты и дружеские рукопожатия - и побежали к следующему автобусу. И было в них, несомненно, что-то хеттское.

Только одна очень смышленая девочка никуда не бегала. Она стояла на месте и била в барабан большой колотушкой. Колоритный тип подыгрывал ей на зурне: это был невообразимо длинный и невообразимо худой турок, холщовые штаны развевались на нем, как паруса, а широкополая черная шляпа совсем сползла на крючковатый нос. Из-под шляпы торчали обвислые рыжие усы. На минутку он оборвал свой мотивчик, выглянул из-под шляпы и подмигнул всем зрителям разом: "Ищу четвертую жену!"

ЛАДЬЯ ХОДИТ СНАЧАЛА ВВЕРХ, А ПОТОМ ВПРАВО

(правило национальной турецкой игры в шахматы)

Так ехали мы и ехали, пока не приехали в деревню Ипекой. Там была толстая мутная река с пышными садами на берегах. Над рекой стояла гора, украшенная огромным полумесяцем. "Это гора", - сказал гид Вели. И мы поняли, что теперь наша жизнь пойдет по-другому.

От Ипекой начинаются не только Понтийские горы, но и следующий период истории: унылые хетты в треугольных шапках уступают сцену воинственным амазонкам.

В Амасье мы не выдержали красоты пейзажа и вышли побродить. Город кокетливо смотрится в реку Ешилирмак, следует ее изгибам на дне просторного ущелья. На сонной жаркой улице нас обогнала свадьба - маленький грузовик, битком набитый людьми и скарбом. Люди кричали, звали с собой. Потом грузовик остановился, женщины спрыгнули, поправили юбки и степенно вошли в дом, а мужчины стали вытаскивать приданое - диваны, узлы с бельем, горы посуды. Последним был выгружен огромный резной деревянный сундук с коваными углами - наверняка с джинном внутри.

Вместо свадьбы мы зашли в местный музей. Там оказалось просто неприличное количество мумий. "Вот что бывает с теми, кто много курит", - изрекла мудрая Сандра и пошла стрелять сигарету. Эти мумии когда-то были владыками Понтийского царства, а теперь доживают свой век в стеклянных витринах, выставленные на всеобщее обозрение практически без одежды. Говорят, среди них есть даже легендарный Митридат.

В Амасье на этот счет бытует старинная турецкая легенда: побежденный римлянами царь решил покончить с собой, чтобы не попасть в плен, и выпил яд. Но яд не подействовал, потому что Митридат всю жизнь боялся покушения и для профилактики принял не один литр разных ядов. Пришлось преданному слуге заколоть своего царя, завернуть в мешок и тайно привезти в Амасью, в фамильную гробницу на вершине горы.

ЧТОБЫ ИЗ ЛАМПЫ ВЫСКОЧИЛ ДЖИНН, НУЖНО ЕЕ ХОРОШЕНЬКО ПРОТЕРЕТЬ

(турецкая народная мудрость)

В Токате течет та же река Ешилирмак, и на ее зеленых бережках жители города целыми днями пьют чай из алюминиевых самоваров. А когда напьются, занимаются всякими ремеслами. Например, разрисовывают платки из хлопка и шелка, вышивают покрывала и скатерти. Рисунок все больше старомодный - хеттские символы, олени и солнышки. За последние три тысячелетия он совсем не изменился. На фабрике, куда посторонним вход разрешен от всего сердца, за большой хлопковый палантин просят три доллара, но отдают за один. Самое затейливое рукоделье продается в Таш-Хане.

Таш-Хан - мистическое место, уже 400 лет объединяющее мастерские ремесленников и рынок. Мы вошли в его темные каменные стены все сразу, 40 человек, и должны были заполнить до отказа. Но вместо этого растворились в нем сами. Мы болтали с Астрид и Иосифом, и вдруг они исчезли на полуслове. Я оглянулась, но не увидела никого из нашей многочисленной компании, а себя обнаружила стоящей посреди пышной лавки шелковых ковров, которые были мне совершенно не нужны. Я поскорее вышла из лавки, но оказалась в другой: завешанной сбруей с серебряной чеканкой, кривыми ятаганами и дуэльными пистолетами.

Я поняла, что Таш-Хан, как шайтан, заморочил нас, поймал в свои пыльные лабиринты, то благоухающие свежими кожами, то звенящие коровьими колокольчиками. Там было все. Там можно было купить седло для дромадера и конскую попону, горшок для каши и расписную тележку, средневековую рукопись и гнутую подкову, алмаз Тамерлана и ослиные уши царя Мидаса.

Я искала выход из лабиринта, но забрела в маленькую темную лавку. Она походила на пещеру Али-Бабы: сундуки были подозрительно полны, в полуоткрытых шкатулках что-то поблескивало, свернутые ковры громоздились по углам, как бревна. Откуда-то из глубин бесшумно появился хозяин. Он протянул мне серебряный поднос, на котором дымились два карликовых стаканчика чая. Мы сели на низенькие скамеечки, какие всегда стоят в турецких лавках, и молча стали пить чай. Вдруг он извлек откуда-то - скорее всего, прямо из воздуха - старинный серебряный сосуд с арабской вязью на боку. "Купи вазу, недорого прошу", - сказал он из-под обвислых рыжих усов. Я замотала головой. "Не смотри, что она темная, ее надо просто хорошенько протереть" - "Не надо!" -вскрикнула я и выскочила из лавки. "А знаешь, кто построил Таш-Хан? - закричал он мне вслед. - Султан Алладин!" "Дин-дин-дин-дин..." - запрыгало по анфиладам всклокоченное эхо.

Когда, уезжая, мы в последний раз посмотрели на город, он совсем растаял в сумерках. Только над горой четко вырисовывались башни крепости, остановившей когда-то боевых слонов Тамерлана.

ЧТОБЫ СПУСТИТЬСЯ С ГОРЫ, НАДО НА НЕЕ ПОДНЯТЬСЯ

(старинная турецкая пословица)

Однажды мы въехали в облако. Оно сидело на горе, и деревья едва проглядывали в этом бульоне. В облаке было сыро. Пышный лес, весь в лианах и желтых цветах, был специально предназначен для отдыха усталых путников. На поляне стояли столы и лавки, тянуло дымом и едой. В маленьком деревянном доме пировали гости - крестьяне, едущие на рынок, водители трейлеров, пастухи из соседней деревни Аккуш. В очаге вовсю полыхал огонь, на вертеле жарился целый барашек.

"Как называется это райское место?" - спросили мы у хозяина. "Кючюк кертил месире йери", - ответил хозяин. "Переведи, пожалуйста", - попросили мы Вели. Вели охотно перевел: "Кючюк Кертил Месире Йери".

Все разбрелись осматривать окрестности, а Асао Охи подружился с гордыми горцами. Они в обнимку сидели на длинной лавке, пили ракию из огромной бутыли и задушевно болтали. Асао говорил по-японски, а его новые приятели - по-турецки. Мы тоже приняли приглашение перекусить, и не было на свете ничего вкуснее овечьего сыра, жареного мяса, спелых помидоров и разноцветных перцев, завернутых в свежий экмек с хрустящей корочкой.

Это был перевал через Джаник-Даг, и нам оставалось только спуститься с заоблачной высоты, чтобы доехать до моря.

ЕСЛИ НА МОРЕ ШТОРМ, ИНОГДА ПОДНИМАЮТСЯ ВОЛНЫ

(турецкая народная примета)

От Трабзона до Синопа 514 километров непрерывного человеческого жилья. Дорога идет через маленькие городки и рыбачьи деревни, мимо бесконечных пляжей, зеленых бухт и спящих баркасов. Впрочем, не исключено, что это шхуны, фелуки или шаланды. Некоторый шарм этому не очень оригинальному приморскому пейзажу придают стройные минареты и белоснежные мечети, неожиданно отраженные морем.

Когда Черное море еще называлось Понтом Эвксинским, все это пространство было древнегреческой колонией. Мы въехали в нее как раз посерединке. Кроме мыса Ясона с развалинами соответствующего храма, ничто в городе Унье не напоминало о его историческом прошлом. Боюсь, ни один житель этого славного города не ответил бы, кто такой Ясон.

Однако жители ничуть не тревожились по этому поводу. Они массово прогуливались по широкой набережной, засаженной соснами, заполняли бесчисленные ресторанчики на берегу и еще сотней способов наслаждались жизнью.

Утром мы проснулись в Орду, в прелестном отеле "Бельде" у тихой бухты. Солнце заливало мир под крики чаек, за окном лежало синее море в белых барашках. И мы поехали на пляж.

Вообще-то пляжей на Черном море, пусть даже и называемом Кара-дениз, очень много. У каждого есть автостоянка, заведение для еды и площадка для пикника. На некоторых даже стоят кабинки для переодевания и домики для ночевки - все вместе это называется мотель. Турки - большие любители всевозможных пикников, особенно возле моря. Даже непонятно, что доставляет им большее удовольствие - плескаться в воде или поглощать долму, кебабы и чай с бубликами. Во всяком случае, они приезжают на пляж семьями, компаниями и целыми деревнями. В выходные это напоминает массовый исход, но места все равно хватает всем. Почти все купаются прямо в одежде, отдаваясь этому процессу с наслаждением и детским восторгом.

Наши гостеприимные ордынцы решили показать свой самый лучший пляж под названием Чака, в четырех часах езды морем. Вместительный рыбачий баркас принял нас на борт, и мы вышли в море. Минут через пятнадцать мы разделилась на две части: одни пластом лежали на нижней палубе и громко стонали, другие сидели на верхней, вцепившись в поручни и весело гикая, когда нос подлетал особенно высоко или падал, зарываясь в волны. Вокруг скакали блестящие на солнце дельфины.

Море оказалось очень чистым и теплым, песок - мелким и черным. "Знаешь, почему море называется Черным?" - спросила я у Кристины Майер. "Конечно, - отозвалась Кристина. - Потому что в нем черный песок". Я не стала ее разуверять.

ЛУЧШЕ ГОР МОГУТ БЫТЬ ТОЛЬКО ГОРЫ...

(турецкая народная песня)

Потихоньку мы потеряли счет дням и выпали из времени. Долгими турецкими вечерами мы произносили тосты. "Чиз!" - деловито говорил Стюарт. "Салью!" - не отставали два Фредерика. "На сдорофье!" - гордо произносил свое первое русское слово Вели. Следовали вариации. И только веселый финн Эро, похожий на рождественского деда, восклицал неизменно: "Холекем-колекем!".

В Гиресуне мы жили в отеле с рестораном на крыше. Завтракая, мы смотрели на суетливый порт внизу, на зубчатые башни крепости, на нарядные зеленые горы. Огромные чайки садились на перила террасы и выклянчивали кусочки хлеба, и тогда казалось. что мы плывем на корабле, а они вьются над кормой.

Между тем вокруг не на шутку разгорался сбор орехов. Мы поехали в горы, и повсюду наблюдали одну и ту же картину: женщины, мужчины и дети, обвязавшись полосатыми платками и вооружившись огромными круглыми корзинами, собирали, собирали, собирали лещину. Один раз мы даже помогли им. "Ты когда-нибудь видела, как растут орехи?" - снисходительно спросил меня турок Мустафа, наклоняя веточку. "У нас под Москвой этих орехов - видимо-невидимо, каждый год набираем десять мешков. А то и двенадцать", - не моргнув глазом, ответила я. Мустафа посмотрел недоверчиво.

Когда туркам надоедает купаться в море и собирать орехи, они уезжают на пикник в горы. Для этого в горах устроены плато, некоторые даже снабжены отелями. Мы тоже, искупавшись и собрав немножко орехов, отправились вверх.

Дорога к высокогорным плато трудна, но живописна: высокие деревья покрыты мхом и увешаны плющом, над ущельями и ручьями висят горбатые каменные мосты, водопады рушатся и производят шум.

Плато Кюрбет было прекрасно, как все плато в мире. По его бархатной изумрудной макушке бродили пасторальные овечки и желтые коровы в красных налобниках с кисточками, облака нежной пенкой висели внизу, укрывая соседние вершины. Женщины в шерстяных носках, пестрых юбках, монистах и красных платках, тоже с кисточками и монетками, продавали букеты желтых бессмертников. Подаришь такой цветочек юноше - обязательно выйдешь за него замуж.

Толкучка на этом альпийском просторе была, как на Красной площади времен первомайских демонстраций. Повсюду чинно обедали компании со своими самоварами и скатертями-самобранками, между нами носились, задрав хвосты, собаки и дети, коровы важно звенели колокольчиками. Посреди плато стоял одинокий турок в расшитой узорами хламиде. Его широкие штаны парусились на длинных ногах, поля черной шляпы хлопали на ветру. Он сосредоточенно играл на маленькой черноморской скрипочке-кеменче, которая поскуливала на все лады. Я подошла поближе. На секунду он бросил играть, выхватил из-за спины букетик бессмертников и сказал, шевеля рыжими обвислыми усами: "Купи цветочки - недорого прошу!".

МЫ БЫЛИ ВЫСОКИ, СВЕТЛОВОЛОСЫ ...

(из турецкой поэзии XV века)

Однажды мы приехали в город с крепостью на горе. Но, с другой стороны, у какого турецкого города нет крепости на горе? Было совсем темно, а потому ничего не видно. Наощупь мы набрели на большой открытый ресторан на берегу моря.

В ресторане гуляла свадьба, по здешним понятиям очень скромная: всего-то на 400 человек. Народ весе лился, оркестр оглушительно играл музыку. На столах стояло угощение: бутылки с фантой и водой. "Что это вы так скудно угощаете гостей?" - спросили мы у молодых. "Они же не есть сюда пришли!" - был ответ. Неожиданно все кинулись дарить подарки. Жениха и невесту поставили рядом, обмотали длинной лентой, и гости по очереди прикалывали к ней бумажные деньги. Через полчаса молодые стояли, как дерево - в листьях с головы до пят. "На дом хватит", - радовались родители.

Странные люди собрались на эту свадьбу, нетипичные какие-то. Были они высокие, светловолосые и голубоглазые, говорили как-то по-грузински и плясали лезгинку.

"А вы, собственно, кто?" - спросили мы у них. "Лазы", - был ответ. Тут мы поняли, что добрались до страны лазов - древней Колхиды, где в священной роще раньше висело на дереве золотое руно. Любознательный папаша Антонио тут же решил познакомиться с невестой - как с человеком, конечно. "Меня зовут Медея, -сказала невеста, сверкая голубыми глазами. - А ты, чужестранец, случаем не Ясон?" "Ясон, Ясон!" - соврал Антонио и пошел плясать с Медеей.

Так мы пили, плясали и веселились, пока не взошла луна. Она появилась из моря, огромная, оранжевая, и вдруг ярко осветила зубчатые стены, высокие минареты, узкие улицы и причудливые башни. "Что это за город?" - тихо спросил Стюарт. И кто-то ответил: "Трабзон". Так все смешалось в этом мире, в этой ночи, в оранжевом свете луны, на берегу Эвксинского Понта, под жалобную скрипочку-кеменче.

...НАЛЕВО ПОЙДЕШЬ - ОСЛА ПОТЕРЯЕШЬ

(турецкое правило уличного движения)

Наступил решительный день. Сегодня или никогда мы должны были найти Трапезунд. Не потому что фатум и все такое, а потому что назавтра улетали. Наш добрый Вели стал помогать нам изо всех сил. Сначала он привез в порт, построенный во времена императора Адриана. В порту стояли огромные сухогрузы, толпились баркасы, шхуны, фелуки и шаланды. Мы кисло переглянулись.

Потом он показал нам крепость с развалинами императорского дворца. "Стены работы императора Юстиниана", - гордо пояснил наш добрый гид. Мы позволили себе не поверить в архитектурные способности императора. Правда, из крепости открывался захватывающий вид на город, который оказался удивительно большим, море и пару чаек. Современные кварталы уходили вдоль моря, насколько хватало глаз.

Потом была мечеть Фатих, в которой нам было предложено угадать очертания греческого собора, и заодно - Новая мечеть, которая называется новой с 1461 года, а до этого была церковью Святой Евгении.

Остатки сил мы истратили на дорогу к Панагийскому монастырю, стоящему на высоком холме. Возле Айя-Софии продавались крестики и амулеты в виде глаз. Мы вошли в просторный двор храма, сели на травку и задумались. Айя-София с фресками XIII века и роскошным видом на бухту была, несомненно, очень хороша. Но Трапезунд - наш любимый Трапезунд! - таял в дымке, маячил на горизонте и упорно не хотел попадаться нам на глаза. Мы испросили свободы и пошли покупать джинсы.

Первая же улица оказалась на редкость своенравной. Она петляла, резко поворачивала и все норовила залезть на гору. Она уводила нас все дальше, гордо подставляя под башмаки гладкий булыжник мостовой, открывая маленькие площади, скверы с коваными оградами, витиеватые водонапорные колонки, чугунные тумбы, изящные модернистские фасады, кварталы разноцветных двухэтажных домиков с деревянными перекрытиями. Горы фруктов благоухали на опрятных лотках, дымились на жаровнях каштаны, варилась желтая спелая кукуруза, на каждом шагу зазывали внутрь кофейни, и сквозь их открытые двери были видны пирамиды бахлавы, тулумбы, кусков кадаифа и прочих восточных сладостей.

Мы зашли в кофейню вслед за длинным, как каланча, турком. Возле прилавка он оглянулся, церемонно поклонился и с достоинством представился: "Дон Кихот, император Трапезунда". Его усы победно взвились вверх.

Ольга СОЛОВЬЕВА.
Вояж и отдых.