Об Италии

Карнавал в Венеции : возможность побывать в прошлом

Яркое, незабываемое зрелище – карнавал в Венеции! Выстрелы петард, осыпающих блестящим конфетти Пьеро и Арлекинов, Средневековых дам и Дожей, таинственные маски. Кстати, вы знаете, что карнавальные маски носили во время страшных эпидемий чумы? Думаете, отпугивали ими злых духов? Ошибаетесь!

"Вот маски.. вот маски! Сперва поодиночке и будто робко, потом все больше и многочисленнее, выползают они из боковых улиц, выходят из домов и, наконец, завоевывают все пространство между рядами и сами у же выезжают в каретах, фургонах, колясках и дорогах". Е.П. Ростопчина

Воистину всенародный праздник

Много столетий карнавал, народный праздник под открытым небом, сопровождающийся многочисленными маскарадами, театрализованными играми, торжественными уличными шествиями, является лучшей традицией итальянского народа. Исстари, как замечает искусствовед Павел Павлович Муратов (1881-1950), "залой его была сама улица, и бальным костюмом была общая для всех баутта. Что еще важнее, всякий мог наслаждаться, потому что умел наслаждаться". Иностранцев, посещавших Италию, восхищала "эта светлая непритворная веселость, которой теперь нету других народов". (Н.В. Гоголь, "Рим".) Однако, даже в полном разгаре карнавальных забав итальянцы никогда не переступали границ приличия. Поэтому мы смело можем совершить путешествие в прекрасную Венецию.

По традиции, начало карнавала знаменует бумажная голубка (по ит. коломбина), слетающая с собора Сан Марко по тонкой нити. В полете она взрывается и осыпает собравшуюся на площади толпу дождем из конфетти. В этот момент и начинается парад масок. Конец карнавала происходит также на площади Святого покровителя Венеции и знаменуется сжиганием чучела.

Существует несколько версий происхождения слова "карнавал" (ит. carnevale).

Возможно, оно произошло от латинского "carrus navalis", что в переводе означает "потешная колесница", "корабль праздничных процессий". Другие утверждают, что слово, существующее почти во всех языках, родилось от словосочетания "carnevale" ("прощай, мясо!"). И это не удивительно, так как карнавалы связаны с кануном Великого поста.

Первоначально венецианский карнавал, учрежденный дожем Венеции около 900 лет назад, длился всего две недели. Но постепенно сроки его проведения увеличились почти до шести месяцев в году (с первого воскресения в октябре и до Рождества, с 6 января и до первого дня поста, в день Святого Марка, в праздник Вознесения, в день выборов Дожа и других должностных лиц). И праздник стал образом жизни. В 1495 году в Венеции был даже создан ежегодный фонд для проведения карнавала. В преддверии торжества каждый итальянец: молодой и старый, бедный и богатый, красивый и безобразный, копил по мере своих возможностей деньги для пошива костюма и изготовления маски. Путешествующая по Италии русская поэтесса Евдокия Петровна Ростопчина писала в своем романе "Палаццо Форли": "Иная девушка полгода откладывала в сторону по медной монете, чтобы в заветный день явиться "far corso" (показаться на параде) в золотой парче средневековой дамы или в кружевах и блестках напудренной пастушки".

Маска - символ карнавала

В процессе многовекового развития карнавала, на которое оказали большое влияние древние смеховые обряды (например, античные сатурналии), был выработан своеобразный язык карнавальных символов. Основным из них, безусловно, является карнавальная маска.

Одной из причин обращения к маскам считают свирепствовавшие в те годы многочисленные эпидемии чумы. Считалось, что если лицо закрыто маской, то смерть может не узнать избранного ею человека и пройти мимо. Маски с длинными носами имели также и медицинское назначение: в нос вставляли тампоны, пропитанные специальным дезинфицирующим составом, позволявшим владельцу подобной маски избежать заражения.

В маске делали покупки, наносили визиты. В ней можно было явиться не только в салон, в театр, на бал, к родне, но даже и в монастырь. По мнению П.П. Муратова, маска была когда-то "почти что государственным учреждением" и находилась под покровительством Республики. Благодаря ей, стирались все иерархические социальные различия. Не было больше "ни патриция в длинной мантии, ни носильщика, который целует ее край, ни шпиона, ни монахини, ни сбира, ни благородной дамы, ни инквизитора, ни фигляра, ни бедняка, ни иностранца". Был только один титул, одно существо - "Sior Maschera".

Вспоминаются строки из поэмы М.Ю. Лермонтова "Маскарад": Под маской все чины равны, У маски ни души, ни званья нет...

Отчуждение временно исчезало. Человек в маске как бы перерождался для новых чисто человеческих отношений, не скованных никакими условностями. Он, как пишет М.М. Бахтин, "возвращался к себе самому и ощущал себя человеком среди людей". Маска, феномен которой заключен в том, что она делает человека неузнаваемым, связана с радостью перевоплощений и возможностью примерить на себя любую роль. С ее помощью происходят удивительные метаморфозы.

Необходимость измениться, замаскироваться, спрятать свое лицо под "личиной" (от фр. masque лат. - mascus) родилась из желания преобразить действительность. В маске воплощено игровое начало, которое помогает выйти из рамок реальной жизни (в неопределенное игровое пространство и во время, которого нет ни "до", ни "после"), нарушая ее естественные границы. "Homo ludens, человек играющий, по мнению Й.Хейзин-га, выражает такую же существенную функцию, как человек созидающий, и должен занять свое место рядом с Homo faber". Эта иллюзорная действительность удовлетворяет человеческую потребность в радости, в общении, в отдыхе. Скрытое маской лицо позволяет свободно и раскованно открывать свои чувства: И если маскою черты утаены, То маску с чувств срывают смело. (М.Ю. Лермонтов)

Свобода действий здесь выступает, как главный принцип, ибо игра не может твориться по приказу. В противоположность официальному празднику карнавал торжествовал как временное освобождение от господствующей правды, существу ю щ его строя и церковных догм. Он, по мнению М.М.Бахтина, "был враждебен всякому увековечению, завершению и концу. Он смотрел в незавершимое будущее". Карнавал - игровой процесс, создающий совместными усилиями многих людей виртуальную действительность. Это - форма коллективной жизни - участники которой, добровольно отказываясь от собственного "Я", договариваются между собой: "Мы больше - не мы, мы стали другие". Суть этого явления можно раскрыть словами Александра Сергеевича Пушкина: Ах, обмануть меня не трудно, - Я сам обманываться рад!

Маски на любой вкус

Спрос на маски в Венеции постепенно увеличивался, что способствовало созданию многих мастерских, занимающихся их изготовлением и продажей. К концу 15 века профессия масочника была официально зарегистрирована и пользовалась большим почетом у горожан, которые на время карнавала, бросая все свои дела, забывая о насущных проблемах, предавались бурному веселью. Италия "гуляла"! На улицах можно было встретить Колесницу Флоры, сплошь украшенную ароматными розами и камеями, или ландо, обделанное (о ужас!) кошачьими головами. Всюду кружился шумный хоровод сказочных масок, -"крючки носов и до ушей оскал", как подмечено в песне В.С. Высоцкого. Карнавальная стихия оправдывала любые превращения. Вот "Зеленая птичка" и "Смешной аист", "Веселый клоун" и "Приятная дама", "Шалунья" и "Весельчак". Многие из них хранятся теперь в различных европейских музеях: в Музее Коррер (г. Венеция), в Театральном музее алла Скала (г. Милан), в Карнавальном Музее (г. Париж) и других.

Среди таких музеев несомненный интерес представляет Баварский замок Трауснитц, стены которого расписаны фресками Алессандро Скальци. Тот, кто поднимается по лестнице замка, постепенно знакомится с героями и сюжетами знаменитой комедии дель арте, которая была представлена Баварскому Двору в 1569 году и впоследствии пользовалась там огромным успехом.

В Москве, к сожалению, карнавального музея пока нет. Однако, вспоминается выставка "Карнавал и маскарад в театре и жизни", проходившая в начале прошлого года в Театральной галерее на Малой Ордынке (в усадьбе великого русского драматурга А.Н. Островского). Экзотические карнавальные костюмы и изящные венецианские маски, фотографии и картины современных художников, экспонировавшиеся здесь, чудно раскрывали жизнь загадочных персонажей итальянского маскарада.

Организаторы московской выставки (Гос. Центральный Театральный музей им. А.А. Бахрушина и его филиал Театральная галерея, галерея Ольги Хлебниковой "Забава", фирма "CRISCHKO", занимающаяся производством балетной обуви и театральных костюмов) не только создали праздничную атмосферу, но и провели конкурс на лучший карнавальный костюм, в котором приняли участие модельеры и театральные художники. В конкурсное жюри входили: его председатель Александр Адабашьян (режиссер театра и кино, сценарист и художник), Александр Васильев (историк моды и театральный художник), Евгений Власов (директор театра моды), Тамара Гришко (актриса), Нина Федорова (директор Театральной галереи), Павел Каплевич (театральный художник). Лада Марис (актриса театра), Ольга Хлебникова (искусствовед).

По результатам первого тура были отобраны 20 эскизов. Первое место среди них занял эскиз костюма "Пажа-карнавала", выполненный Ольгой Поликарповой. Костюм по ее эскизу изготовлен в мастерской "Московская мануфактура костюма". Во втором туре на суд жюри были представлены костюмы.

Первой премии конкурса - поездки в Париж - удостоена семнадцатилетняя Анастасия Образцова за костюм "Стул парадный". Вторую -денежную - премию получили Екатерина Лукьянова и Ирина Милакова за костюм "Ветер странствий". Третья премия - книга А. Васильева "Красота в изгнании" - вручена Елене Басовой, исполнительнице костюма "Человек-веер". Кроме того, фирма " CRISCHKO" и салон "Ткани высокой моды" учредили специальные призы за профессиональное отношение к костюму, за самый небалетный и самый рукодельный костюмы.

11 костюмов-победителей получили право участвовать в выставке "Карнавал и маскарад в театре и жизни". Так что, выставка является своеобразным итогом конкурса, который, хочется надеяться, станет ежегодным.

Карнавальную стихию передают работы театральных художников: Анны Нежной, Анатолия Нежного, Олега Шейнциса, московского живописца Сергея Полякова, серия венецианских масок, созданных актрисой театра Моссовета Ладой Марис, также экспонируемые в Театральной галерее. Интерес представляют иллюстрации к спектаклям по произведениям итальянского драматурга Карло Гоцци: "Любовь к трем апельсинам", "Турандот". Мастерство художников органично дополнено безграничностью их фантазии, которая, по мнению К. оцци, и есть главное в театре. На выставке демонстрируются костюмы и фотографии спектакля театра им. Евг. Вахтангова "Принцесса Турандот".

Подобные выставки планируются и в республиках бывшего СССР. А как будет замечательно, если в Москве родится Карнавальный музей, наподобие Венецианского.

Неоценимыми документами по истории нравов для нас являются раскрывающие жизнь итальянской маски картины таких европейских художников, как А. Ватто, Ж. Калло, А. Каналетто, Л. Бурначини, П. Лонги. Вот что о последнем из них пишет П.П. Муратов: "Лонги верно понял главный художественный "нерв" тогдашней венецианской жизни, - красоту маски. Маска является главным мотивом почти всех его картин. Само представление о Лонги нераздельно с представлением о "баутте", об этой странно установившейся форме венецианского карнавала.

Этимологический итальянский словарь объясняет происхождение слова "bautta" от слова "bau", что в переводе с итальянского языка означает "пугало" - маска, "которой пугают детей". (На венецианском диалекте существует слово "bau-bao", "употребляемое также для пугания детей"). А Большой словарь итальянского языка отмечает близость слова "баутта" к слову "bavaglio", что может быть переведено как "слюнявчик".

Венецианская карнавальная баутта подчинена изумительно строгому рисунку и строгому сочетанию двух цветов - черного и белого. В этом видна прекрасная привычка к художественному закону и до сих пор управляющему городом черных гондол и черных платков zendaletto. Венецианская баутта состояла из белой атласной маски larva с резким треугольным профилем и глубокими впадинами для глаз и широкого черного плаща с черной кружевной пелериной. К маске был прикреплен кусок черного шелка, совершенно закрывавший нижнюю часть лица, шею и затылок и придававший всему облику наряженного таинственный и немного жуткий оттенок. На голову надевалась треугольная черная шляпа, отделанная серебряным галуном. При баутте носили белые шелковые чулки и черные туфли с пряжками.

Были и другие "канонизированные" маски, представление о которых можно получить, прочитав книгу Марио Габбьято "Маски и костюмы в традиции венецианского карнавала". Женщины часто носили маску "moreta" (смуглянка), связанную с французской карнавальной традицией. Она имела форму овала и была чаще всего черного цвета. Большой интерес представляет маска "gnaga" (от ит. "gnau"-"мяу"), с которой связано венецианское выражение "иметь наглость ньяги". Носитель этого костюма, состоящего из сильно поношенного, разорванного платья и маски кота, должен был имитировать "мяукающим" голосом кошачий язык и движениями - кошачьи повадки.

Маска "mattaccino" получила свое название от итальянских светских карнавальных утренников (mattinate). Она дополнялась белым костюмом и красными ботинками. Волосы при этом украшались разноцветными перьями. На карнавале одетые в маттачино граждане кидались яйцами, наполненными красной водой.

Для карнавальных переодеваний часто использовались шкуры диких животных, которые помогали перевоплотиться в первобытных людей.

В 16 веке популярным среди венецианцев становится костюм "Domino", предполагающий плащ с капюшоном, подобный монашескому и непременный атрибут - маску. Кстати, с этим нарядом связан довольно любопытный факт. Французский писатель Франсуа Рабле, творчество которого неразрывно связано с карнавальными традициями, будучи на смертном одре, заставил переодеть себя в домино. Свое странное желание он обосновал словами Священного писания "Beati qui in Domino moriuntur", что дословно означает "блаженны умирающие в Боге". Но Ф. Рабле подменяет истинное в этом контексте значение слова домино - карнавальным.

Довольно распространенными были парные маски супругов. В 18 веке маску мужа позволялось носить любому мужчине, сопровождающему даму - верному рыцарю, - даже если он не являлся ее супругом в действительности.

Но "чаще всего, - как пишет Е.П. Ростопчина, - попадаются маски в костюме арлекинов, пульчинеллей, паяцев, пьеро и прочих типов настоящей простонародной итальянской комедии; эти любимые костюмы появляются целыми толпами, то пешком, прыгая, танцуя, кувыркаясь, притоптывая во всю мочь, то в четвероместных колясках или огромных каррах, где их умещается несчетное множество. (...) Сидя, стоя, вскарабкавшись, как и куда ни попало, без разбора, без порядка, без числа ... и все это кричит, поет, интригует, витийствует, кукарекает петухом, мяучит кошкою, свистит соловьем, рычит леопардом".

Да разве можно перечислить все эти удивительные создания! У них слишком богатая иконография! Вспомогательная дисциплина, занимающаяся их изучением, когда-нибудь станет не менее популярной, чем нумизматика или фалеристика.

Карнавал - явление "туристическое"

Сегодня карнавал - явление чисто "туристическое", потерявшее былое значение для духовной жизни итальянского народа. Он вырождается в театрализованные демонстрации, на которых все больше фотоаппаратов и все меньше масок. Ведь современные европейские туристы, попадающие на карнавал, в своем большинстве предпочитают оставаться сторонними наблюдателями.

А разделение на исполнителей и зрителей есть нарушение главного карнавального закона - всенародности. Это разрушает гармонию, необходимую для естественной жизни масок. По этому поводу М.М. Бахтин пишет: "Особое карнавальное мироощущение с его всенародностью, вольностью, утопичностью, устремленностью в будущее начинает превращаться просто в праздничное настроение". Постепенно исчезает и дух масок. Значительным тормозом в возрождении традиций народного карнавала является желание городских властей взять его проведение под свой строгий контроль. Возможно, что вполне предаться веселию мешает и беспокойство о будущем Венеции. Как известно, ее здания, построенные на сваях, постепенно и неумолимо погружаются в море.

Но, ностальгия по ушедшему времени, когда карнавал имел обыкновение не кончаться, а в каждом доме был бал, мечта о новой встрече с ним, помогают итальянцам преодолевать многие житейские трудности. Большой вклад в возрождение карнавала внес экс-мэр Венеции Антонио Казеллати. При его участии около 20 лет назад начали предприниматься настойчивые попытки возрождения традиции на основе карнавальных законов - свободы и раскованности. Эти попытки имели успех и продолжаются.

И хочется надеятся, что "Венеция - постоянная вдохновительница наших успокоений"(надпись на могиле Дягилева на венецианском кладбище Сан-Микьел) вновь обретет свою былую славу.

АНАСТАСИЯ РЫЖОВА. Italica №2 2000 года.

Читайте здесь еще об Италии!