О Вьетнаме

Вьетнам для взрослых

Сайгонский блуд

В паре шагов от самого большого в Сайгоне казино стоит строение, дурная слава о котором по сей день гуляет по земле - Зеркальный дом. Это бордель из борделей; в его замызганных комнатушках трудятся 600 веселых девиц. Сайгон - на то он и Сайгон. Во всем и всяком.

Ни по качеству обслуживания, ни по количеству особей прославленные Шабана или Дворец всех племен в Париже ему в подметки не годятся. Мне довелось оказаться в Париже в ту ночь, когда там позакрывали все дома разврата: кокотки выплеснулись на улицу, чтобы начать бизнес наново и с нуля, только на этот раз на глазах у рьяных жандармов, охочих до левой копейки.

Был я и в Риме неделю спустя после того, как город заняли союзники. Был и видел, как вино и женщин отдавали за спасибо.

Однажды ночью в Монте-Карло сосед мой по игре поставил на кон разом состояние семьи, свой замок и свою жену. Он проиграл. И, не дрогнув, пустил себе пулю в висок тут же, за игорным столом.

Я живал в Касабланке, Шанхае и Тихуане, бродил улицами Лаймхауса, Неаполя и Панамы, работал я и в Нью-Йорке. Репортерская погоня за новостями забрасывала меня рано или поздно в самую дикую дичь - от Бангора, штат Мэн, до Беркли, штат Калифорния. Но - уж поверьте на слово - никогда за всю жизнь свою не встречал я города безумнее Сайгона, Индокитай.

Без малого сто лет тому назад французы подгребли эти края. Тогда здесь, милях в сорока от места, где воды реки Сайгон растворяются в Южно-Китайском море, была пара десятков хибар и мазанок. Французы осушили болота и выстроили порт. По замыслу, Сайгон должен был стать "Парижем Востока". Но, завершив труд, зодчие отступили на шаг, созерцая свое творение, - и затем, видать, сожгли хитроумные планы, разбили опоки и скрыли чертежи. Потому что нигде и никогда подобного не бывало, ни до, ни после. Сайгон - один такой на белом свете.

Старички-китайцы расскажут вам: этот город всегда нес на себе печать чего-то ирреального. Когда пожар Гражданской войны разгорался, набирая силу, и над городом несся автоматный стрекот и уханье взрывов, Сайгон жил своей, обособленной жизнью. Никого это, будто, и не касалось: слышны были разве жалобы - из-за комендантского часа теперь не навестишь милую сердцу опиумную курильню, казино или дом продажной любви. Как, помнится, сказал мне старый кули через день-два по моем приезде в декабре 54-го: "Бывает, говоришь себе: 'Нельзя долго жить в этом притоне и окончательно не спятить. Не могут люди так прогнить, извратиться и испохабиться, сплю я, что ли, наяву? А потом проходит время, и сам незаметно умом едешь, как остальные два миллиона здешних - и вдруг чуешь, что влюбляешься в эти места. А когда уж это случится, дружище...'"

Настолько я не задержался - всего два месяца пробыл, как раз хватило, чтобы разобраться с материалом, который мне назначили написать. У себя в Нью-Йорке мы слыхали, что император Бао Дай руками премьер-министра своего Нго Дим Дьема намеревается искоренить разврат и коррупцию в Сайгоне. Это, скажу я вам, все равно что веничком вымести песок из Сахары. Редактор мой на всякий случай отрядил меня проверить, правдивы ли слухи и как продвигается борьба на моральном фронте. Так вот я и открыл для себя Сайгон в первый и последний раз в жизни.

Говорливый торгаш-англичанин, который взялся меня переправить из Манилы в Сайгон на своем катере, наставлял так: "Если хочешь узнать Сайгон с изнанки, остановись в 'Континентале'. Только не подумай ничего такого - там все пристойно и порядочно. 'Континенталь' и 'Маджестик' вообще единственные всамделишные отели. Но дело-то все в том, что хозяин 'Континенталя' - Мэтью Франкини, самый богатый белый на Востоке. Очень респектабельный во французском квартале и бандит и громила - за его пределами. Очень похож на Фрэнка Костелло в вашей Америке. Уж кому, а ему-то теневая жизнь Сайгона известна, можешь не сомневаться..."

После чего британец объяснил, что Франкини, подобно Костелло, атаманил в Корсиканской банде, мафии местной разновидности. На пару с генералом Ли Ван Вьеном они владели практически всеми притонами в городе.

Само собой, я остановился в 'Континентале'.

Заселился в номер и расспросил носильщика, как бы мне отыскать месье Франкини. Вместо экивоков, обычных в любой другой части света, молодой китайчик лично провел меня к номеру, где обитал хозяин ночного Сайгона - роскошный люкс, помесь великосветского салона в Париже со дворцом пекинского мандарина. Он отворил мне дверь, отказался от чаевых, представил меня Мэтью и удалился. Я остался один на один с солидным бизнесменом, восседавшим за столом из резного красного дерева.

Едва я пробормотал свое "здрасьте", а Франкини - поджарый, седовласый и немного комичный в белых шортах - уже вскочил, пожал мне руку, предложил американскую сигаретку и тут же взял быка за рога: "Ну так вы, значит, г-н Меркуре, приехали выведать грязные сальные секреты Сайгона, так скажете?" Он не спрашивал и даже не уличал. Прямота звала к прямоте, и я промямлил: "Да, в общем, только вам-то откуда знать?"

- Работа у меня такая, - ответил он, - все знать. Через полчасика будьте в баре, вас там встретит сержант Кам. Он вас отведет, куда душа пожелает, покажет все, что захочется. Теперь извините, простите, у меня дела.

Кам оказался здоровенным верзилой, выше его я на всем Востоке не встречал. Он возвышался над народом, как каланча: в белой форме сайгонской полиции, пробковом шлеме и просторных шортах. Улыбчив, приветлив, а в глазах -стальной холодок. Говорил он с оксфордским акцентом, хотя иногда вворачивал американские обороты.

- Сейчас еще рановато, - объяснил он, - ну разве что просто осмотреться, хотя иностранцу и это, наверное, интересно.

Он осушил бокал местного пива, слабого, но сладкого, нахлобучил шлем и повел меня наружу, где 100 градусов по Фаренгейту - обычное дело. Мы отловили велорикшу и покатили по улице Катинат, через французский квартал в районы, занятые местными, до самой реки. Сошли. Я уж было потянулся к кошельку, но Кам оттеснил меня и шелкнул рикше пальцами. Юркий вьетнамец вытащил из кармашка коробок и вынул три игральные кости. Покатил их по тротуару, осмотрел и передал Каму. Сержанту повезло, он хлопнул ладонью по ляжке, а извозчик еще долго сварливо ругался нам вслед.

- Это вам, - сказал мне Кам, - первый урок. В Сайгоне играют все. Поэтому вы или платите вдвойне или совсем ничего.

И Кам не преувеличивал. Мы побрели по набережной, и я видел, как женщины закупают продукты, торгуются и катают кости с продавцами. Босоногая детвора играла на конфеты. Если кто не мог отдать проигрыш вдвойне, платил, как за покупку, но уходил с пустыми руками. Кам объяснил, что по натуре чаще везет торговцу: чуть ли не через раз женщина уходит с базара без кормежки для мужа и конфет для малыша, но азарт - у каждого в крови. Играют и стар, и млад, ничем того не изменить.

В Сайгоне вы можете играть за обед, бритье и стрижку, за плату за комнату в пансионе, выпивку, с дантистом - за счет по вырванному зубу, и даже за ночь с самой роскошной шлюхой в городе. Трудяги-кули идут на пари с прорабом, ставя день работы против оплаченного выходного дня. Сайгонцы продуваются мирно, как философы, и побеждают снисходительно, как короли. Нет нигде больше подобных игроков. Иначе и быть не может, такое место в жизни горожан занимает госпожа Удача.

Это повальное отношение к азартным играм задало тон всему, чего я навидался в последующие недели. Пару дней Кам меня знакомил с местной географией: показал казино, бордели, курильни опиума, обжорки, забегаловки - и отпустил в вольное плаванье. Тогда я и понял, насколько прав был Франкини, сказав, что никаких секретов у него нет. В городе, насквозь безнравственном, он был ничуть не хуже любого другого - просто крупнее.

В одном из наших походов Кам сжато охарактеризовал вьетнамцев: "У нашего брата четыре страсти: сыграть, потрахаться, курнуть опиума и покушать - именно в таком порядке". У страстей этих на службе и состояли француз Мэтью Франкини и вьетнамский генерал Ли Ван Вьен. Вместе они составляли, по мнению Кама, непобедимый тандем.

Лет 20 кряду они заправляли Корсиканской бандой и влиятельной сектой Бинг Зуен. За ними стояла шеститысячная независимая армия и элитные отряды сайгонской полиции. Франкини с Вьеном держали сказочные бордели вроде Зеркального дома и Бычарни, крупнейшие в городе казино, в том числе прославленный Grande Monde.

Правительственный кабинет при императоре Бао Дае закрывал на все это глаза по двум причинам. Армия генерала Вьена, составленная из до зубов вооруженных и натренированных боевиков, была опорой и авангардом сопротивления наседавшим ордам краснозвездного Хо Ши Мина. Армия Вьена сражалась с первого дня войны и не получала за то ни пиастра ни от императора, ни от французского колониального управления. Во-вторых, публичные дома Бинг Зуен в Сайгоне выплачивали националистскому правительству 500 000 пиастров ($14 000) ежедневных налогов. "Бао Дай не дурак, - заключил Кам. - Он отлично знает, что от нас в казну поступает почти четверть национального бюджета. Отказаться от всего этого, чтобы большие шишки из вашего госдепа его похвалили? Блефует. Никогда он не возьмется чистить Сайгон - ни через год, ни через сто, ни через тысячу".

Честно говоря, меня в Штатах нагрузили обратными сведениями. Бао Дай вроде бы собрался раздавить Вьена, Франкини, Кама и им подобных и стереть Корсиканскую банду с Бинг Зуеном с лица земли. Я-то и ехал, чтобы рассмотреть, на что он замахнулся.

В тот первый вечер в казино Grande Monde у дверей нас с Камом приветствовал управляющий Лай Ху Тай и его вышибала. Игорный дом открыт для всех - от воротилы до нищего, но каждого перед тем обыскивают. Иными ночами из рук в руки переходят миллиарды пиастров, Вьену и Франкини ни к чему псих с пистолетом в их заведении.

Казино: огромный парк, начиненный всеми игорными принадлежностями, известными в истории человечества. Под открытым небом здесь пытают судьбу - карты, домино, кости, рулетка и самая забойная на Востоке игра - фан-тан. К его столу мы с Камом и пристроились, поставили что-то около двух долларов. Рядом с нами - брокер из "Тан Винг Ханга", конторы торгашей на черном рынке и валютных спекулянтов. Он каждым заходом садит по штуке баксов. От нас напротив посыльный отеля "Маджестик" играет на свежие чаевые - около 50 центов.

Крупье - дама - погружает руку в огромную деревянную чашу, зачерпывает пригоршню черных деревянных же кружков, медлительно и без излишней торопливости принимается раскладывать их перед собой рядами по четыре. Цель игры - наперед угадать, сколько дисков окажется в последнем ряду - один, два, три или все четыре. Крупье выставляет каждую пригоршню минуты по три, не меньше. Кам объяснил, что восточный человек обожает фан-тан за "восхитительную агонию", которую испытываешь, пока кружки один за другим укладываются на стол неспешным дразнящим темпом.

Крупье на фан-тане работали около полусотни смазливых девиц, каждая за своим столом., еще 20 - крутили рулетку, а остальные сорок мамзелей заправляли 57-ю прочими способами, которыми можно разлучить человека с копейкой, заработанной тяжким трудом.

Это был только шпиль кончика верхушки айсберга - игорного бизнеса, превратившего воротил Корсиканской банды в мультимиллионеров.

В двух шагах от Grande Monde расположился сад иных наслаждений, где работают около 600 барышень - Зеркальный дом. Без малейшего сомнения, крупнейший бордель мира.

Вы входите в Дом с улицы и вливаетесь в огромный круг, который движется по часовой стрелке по огромному парку. С вами в очереди могут оказаться французские солдатики в отлучке, чиновники, полицейские вроде Кама, торговцы с севера, зажиточные купцы, штатовские туристы - соль и сила поднебесья в одном ряду с азиатской рваниной.

В большом круге, составленном из мужчин, кружится другой, в обратную сторону. В нем женщины Дома. Неспешно вращаются кольца, друг против друга. Если мужчине приглянется кто-то из девчат, он выбивается из ряда и начинает торг. Как только сошлись в цене, бросают кости, платят и парочка удаляется. Цены, сообщает Кам, от 75 центов за "быструю ходку" до 15 долларов за всю ночь.

С каждой сделки Вьен и Франкини имеют долю. У ворот Дома комиссионные выплачивает сам покупатель Девицам достается 40% от суммы.

Сайгонский блуд, однако, многолик и разнообразен. В Зеркальном доме или Бычарне (где трудится только 300 проституток) вы обнаружите все возможные виды восточной любви, но бизнес идет только за наличные. Плати - и забирай. Если вам не по вкусу плоть с открытого базара, а к сексу хочется чуток романтики, Корсиканская банда предлагает расклад поприятнее. Для тех, кому охота позабавиться и слегка шикануть с дамой, покорной всем вашим прихотям, здесь рассажены "цветочки".

Цветочки (иначе несостоявшиеся гейши) произрастают в китайских гостиницах. Никаких формальностей или знакомства. Вы просто спрашиваете хозяина-китайца, обычно жирного и патлатого, имя и номер комнаты одной из девчонок в его конюшне. Получив задаток для Франкини и Вьена, он выдает вам ключ к комнате юной особы. А дальше - делай, что хочешь.

Цветочек - милая и смирная барышня (с такими под луной стихи читают и знакомят с папой-мамой на предмет последующей свадебки) - будет служить вам во всем, сколько пожелается. Вы платите за ее комнату и небольшой взнос, скажем, $1,75 в день. За это она становится наемной подругой жизни. Она будет обедать с вами в ресторане или готовить еду сама в своей (а теперь вашей) комнатушке. Если вам охота на пляж, прошвырнуться по бульвару или пойти в кино, она будет с вами, чтобы составить компанию. Она неплохо обучена петь и танцевать, поскольку в этом ее дрессировали с детства - при желании вы имеете личное варьете на дому. Можете коротать с ней вечер и проводить всю ночь (поскольку вы платите рент) - или неделю. Что пожелаете. Она вся ваша - ее комнатка, ее услуги, ее таланты, ее тело.

Если по какой-то причине вы ей не нравитесь, она и виду не подаст. Ее жалобы обращены к "матушке", та же - в прямом подчинении секты генерала Вьена, Бинг Зуен. У матери Бинг Зуен купил ваш цветочек, иногда, бывает, просто в день, когда она появилась на свет. Девочки здесь идут по дешевке, и большинство крестьян продают их, как только определят пол младенца.

Но даже на цветочках лежит клеймо продажной плоти, поэтому для желающих обзавестись подобием семейного уюта есть и третий выход. Всего за $30 можно буквально купить себе жену. Вы связываетесь с брачным брокером, сводником, платите ему ваши тридцать сребреников, после чего он предоставляет вам выбрать подходящую из дюжины девушек аннамитской либо тайской породы. Таек из Тонкина многие считают самыми изысканными существами в Азии. Как только уплачен залог и вы выбрали себе счастливую невесту, документ о законном бракосочетании регистрирует клерк сайгонской ратуши. И точно так же, автоматом, брак расторгается два года спустя.

Если у вас уже есть одна супруга в Сайгоне или где бы то ни было за его пределами, никто вас за многоженство не засудит. Всего контроля за вами - учтивая просьба брокера кормить новую жену время от времени, держать ее в доме и пытаться не изувечить, когда найдете нужным ее побить. Все-таки, когда вы ее используете и отставите, ее, может, еще кто-нибудь купит.

Если, как часто случается, вы пожелаете продлить контракт по истечении двух лет, достаточно выложить еще 30 баксов. Хотя это, наверное, дичайшая из форм рабства в современном мире, многие восточные люди влюбляются в жену-покупку и официально переводят временную рабыню в ранг постоянной супруги. Те, кому везет меньше, всю жизнь переходят от мужа к мужу каждые два года.

И тут опять-таки Бинг Зуен урывает свой кусок. Брокеру за хлопоты достается 10% от продажи, женщине - ничего.

Добавьте к этому полную монополию на торговлю опиумом и в Сайгоне, и во всем Вьетнаме, и довольно точно поймете масштаб дел, которыми ворочали Бинг Зуен и Корсиканская банда. Более 400 притонов работали в городе, его окрестностях и в Колоне, сиамском близнеце Сайгона, отделенном разве что по имени. Странствие в мир грез по сходной цене здесь предлагают. Развейте все тревоги в две затяжки. В реестре Кама опиум стоял третьим пунктом. Хоть он и круче остальных низводит человека до скота, привычка эта вполне почтенна.

Довелось мне побывать на званых ужинах сайгонской элиты, которые всегда и неизменно завершались парой трубок гашиша. Касательно этой губительной страсти на всех этажах сайгонского общества действовал единственный незыблемый закон: женщины не курят при мужчинах, и наоборот. В остальном же дурман пропитал все слои и группы Сайгона. Гашиш в Сайгоне курят, как у нас пьют кофе.

Такова была картина, открытая мне в первые недели визита, столь же неприглядная здесь, как и в остальных местах Земли-матушки. Но даже не это ударило меня больнее всего и вынудило в начале назвать Сайгон самым безумным городом мира, а способ, которым Бинг Зуен и Корсиканская банда твердо сжимали нити своей обширной паутины в кулаке. Метод был простой. Слабак-император, заложник их денег и военной помощи, ни за что бы не вмешался. Местная полиция - от шефа до последнего городового - открыто была на службе у блудократов. Они-то, стражи закона, и следили, чтобы дела шли тип-топ.

Они и присматривали за порядком в заведениях. Сержанты вроде Кама проверяли доходы Зеркального дома. Патрульные взимали дань со сводников, сутенеров на клумбах "цветочков", просто на посту продавали опиум курильням и частным лицам, только попроси. Немногие писаные законы не выполнялись, поскольку законникам пришлось бы судить самих себя. Если кто-то в шайке зарывался и начинал бузить, его сажали за решетку, пока не усвоит урок. Самыми крупными ворюгами и бандитами были именно полицейские, потому-то и была у них на лице написана готовность длить и длить милую малину хоть на тысячу лет, хоть на десять тысяч, о чем и говорил Кам.

Тут и вступают в игру внешние силы - и в Сайгоне, и в правительстве Бао Дая. Америка годами закачивала миллионы долларов в Индокитай - Штатам наконец поперек горла стала сайгонская продажная гниль. После того, как Парижским договором были определены границы Вьетнама по 17-й параллели и Франция согласилась передать бразды правления местным властям, в США созрело понимание: Вьетнам никогда не даст достойный отпор коммунистическим ордам, пока этот рассадник коррупции, Сайгон, не ампутируют.

Император Бао Дай почуял, куда ветер дует, и объявил кампанию, которая должна была положить конец блудократии генерала Вьена и Франкини.

Здесь-то и выпал джокер из колоды.

16 января (когда я еще был в Сайгоне) новый парламентский указ должен был вступить в силу. Президент Дьем оставил на время в стороне опиумную торговлю и объявил: все казино и публичные дома закрыты. С его стороны закон был окончательный и обжалованию не подлежал. Закрыть - и точка. На миг показалось, что так и будет.

Вьен и Франкини стонали и рыдали, но генерал, внешне неизменно лояльный к императору, согласился распустить свою армию наемников и позволил призывать их и служащих игорных домов во вьетнамскую регулярную армию. Более того, он отказался от контроля над сайгонской полицией. Лучше и быть, казалось, не могло.

- Но вот беда, - вздохнул почтенный воин, - куда нам девать 2000 женщин особого рода и цветочков, ныне у нас на попечении? Не можем же мы за ночь вышвырнуть их на улицу, пусть ищут, мол, себе работу, где угодно?

Задачка требовала решения на самом высоком уровне. Наконец пришли к согласию: игорные дома закроются 16 января, но бордели временно пусть работают, пока "подопечным" генерала не подыщут другое применение.

Что ж, хотя бы попытались. Трудоустроили 100 девиц за первую неделю после указа. Тут же Бинг Зуен нанял 150 барышень, чтобы закрыть вакансии. Чем быстрее работали государственные агентства, тем активнее мафия восполняла пробелы.

А как же с казино? С ними хоть выгорело? Замок на дверях так и не повесили. Играли в Сайгоне как всегда. Дело было, видите ли в том, что генерал с партнером забыли уведомить ребят из полиции, что в их услугах больше не нуждаются. Поэтому шестерки от шефа до патрульного продолжали шестерить на мафию, как и раньше.

Через неделю на пресс-конференции премьер-министра Дьема спросили, готов ли он использовать войска против Бинг Зуена и Корсиканской банды. Экивоками премьер превзошел любой балет. Слепоглухонемой уловил бы, как Дьем затылком чует 6000 наемников, по-прежнему верных генералу Вьену. Старичок решил попридержать головорезов, как туза в рукаве.

Мы сидели с сержантом Камом, пили пиво, и он посмеивался, глядя на мою кислую мрачную физиономию. Мы только что вернулись с экскурсии по "новому" Сайгону перед моим отъездом в Штаты.

- Как я вам и сказал, - гоготал Кам, - когда вы тут месяц назад появились! Бао Дай никогда не зачистит Сайгон - хоть за тысячу лет, хоть за миллион.

Так оно и виделось в тот день. Кам прав. Одним декретом Сайгону дезинфекцию не проведешь. Кроме того, китайские кули обожают это гнилое болото. Для них это "дом, милый дом". Такое не променяешь даже на гору алжирского гашиша.

Анджело Меркуре 20.02.2002 Источник: Вечерний Нью-Йорк

Читайте здесь еще о Вьетнаме!