О Турции
Русские в Турции
Несколько историй о том, как мы, туристы из России, познаём заграничный мир
ЧЕТЫРЕ СТОРОНЫ СВЕТА
Скажешь правду - потеряешь дружбу. Коллеги из туристического бизнеса скорее всего осудят журнал "Аэрофлот" за публикацию, размещенную ниже. Скажут: в жизни все не так, злобный человек это написал, а вы, злобные редактора, напечатали. Не будем с ними спорить - ну, значит, мы злобные. Потому что очень хочется напечатать вольные заметки на тему туризма из РФ в другие страны. Смешные они. И в то же время грустные. А что еще нужно русскому человеку, умеющему читать?! Это ж по-нашему, по-российски! Имеем право и посмеяться над собой, и поплакать. Заметки эти мы обнаружили в дружественном издании - журнале "Мир Развлечений". Сотрудники "МР" иногда приходят к нам на посиделки и рассказывают о своих творческих успехах. Так в редакции журнала "Аэрофлот" стало известно о существовании замечательного автора Владимира Елистратова. Человека хоть и молодого, но уже заслуженного. В свои 35 он успел стать профессором МГУ и автором фундаментального "Словаря русского арго". В свободное от научной работы время он пишет, что называется, для души. Хобби у него такое. А в "Мире развлечений" его печатают. Теперь вот и мы напечатали. Вскоре надеемся увидеть г-на Елистратова воочию: наверняка он явится за положенным ему гонораром. Тогда у нас будет шанс обсудить с ним творческие планы. Глядишь, через месяц-другой он порадует нас и вас, уважаемые читатели, каким-нибудь очередным материалом - смешным и в то же время грустным.
Ренатик
Сказать, что в августе в Турции жарко, значит ничего не сказать. Поэтому больше о жаре - ни слова. У бассейна появляется стройная, худенькая девушка. Белые прямые волосы под пажа, в движениях - изящно-упругая гибкость танцовщицы. Кажется, русская. Так и есть. К ней подходит мужчина, видно, муж, и говорит: "Ну чего?"
Ему лет тридцать пять. Не меньше ста сорока килограмм веса. Метр девяносто-девяносто пять. Хищные, плотоядно вывернутые губы. Сладострастный нос. Живот такой, что сразу хочется шлепнуть по нему чем-нибудь плоским и звонким. От него исходит мощь, как от насоса.
Через полчаса мы знакомимся. Он представляется примерно так: "Меня зовут Ренат. Я московский татарин. Но я пьющий татарин. Здесь нет нормального пива. "Эфес" - это не пиво, а моча Дэн Сяопина... Нормальное пиво - это "Туборг". "Туборг" в Турции отсутствует как класс. Турки душат нас своим "Эфесом", как курдов. Виски здесь тоже не виски, а водка можайского розлива. Вчера я выпил всего-то одну бутылку, а сегодня у меня болел череп. Не голова, а именно череп, кость. Это не отель, а крематорий... Это называется анимейшн? - Он тыкает своей указательной сарделькой с золотым перстнем в двух полудохлых турков, сонно перетаптывающихся на сцене под песенку про Барби. - Это не анимейшн, а группа "Геморрой". Вы бы посмотрели наш номер. Это карцер. Кровать, кресло, столик, остального места - на полме-ня. Кровать тоже для полменя. Кресло - для моего кулака. А их шведско-ту-рецкий стол? Вы когда-нибудь видели такое разнообразие вариантов тюремной баланды? Посмотрите на меня. Что я буду есть?"
Ренат, пионово-розовый, потный и злой, говорит долго и страстно. Его жена Оля, пытаясь обнять супруга и трогательно картавя на "р", повторяет скороговоркой:
- Успокойся, Ренатик, не волнуйся, Ренатик, все нормально, Ренатик...
Она, обнимающая Ренатика, похожа на бабочку, расправившую крылья на вековом дубе.
Ренатик не унимается, рычит на весь бассейн:
- Я пьющий московский татарин! Мне надо выпить. А что я буду пить? Этот коктейль в баре? Эту смесь "Солнцедара" с водой из канализации? Вчера, после прилета, я достал все, что было в мини-баре, и слил в один стакан. Получился коктейль "Взятие Измаила". И что же? Легкое утоление жажды. Это называется отель "пять звезд"? Это отель "пять пинков в живот"... Я пьющий татарин...
И так далее.
Десять дней отдыха мы проводим вместе.
Удивительно колоритная пара. Особенно Ренатик. Любую речь он завершает словами: "Заявляю это как пьющий московский татарин!" Или: "Даю слово пьющего московского татарина!"
Слушать его можно часами. Он как-то особенно, нетрезвым татаро-московским оком, видит мир. Не критически, нет. Как-то с обратной, другой, запредельной стороны.
Особенно прекрасен он за столом. Каждый день мы обедаем в маленьком ресторанчике с тростниковой крышей, обдуваемом легким ветром с моря. Ренатикова туша - в центре ресторанчика. Ренатик возвышается над столом, как Ататюрк, папа всех турков. С турками он говорит по-русски. Понимать его - это их проблема. "Гаврила, к ноге!" - так подзывается официант, пожилой турок, напоминающий спившегося пирата.
Ренатик делает заказ для всех нас. Возражать ему нельзя.
- "Туборг" есть?
- Ноу "Туборг". "Эфес", гуд "Эфес"! - по-собачьи улыбается Гаврила.
- Ладно. Десять банок вашей мочи. Понял? Десять! - Ренатик энергично показывает Гавриле десять пальцев, причем Гаврила от этого жеста в страхе отшатывается. - Принесешь девять - убью. Что дальше? Виски - триста. Нет, отставить! Триста пятьдесят. А... давай пузырь! Так! - Ренатик гулко сглатывает слюну, ерзает, дышит, сопит, вытирает пот со лба. - Салатов - пять. Нет, шесть. Два запасных. Суп... Суп отставить. У вас не суп, а...
- Ренатик, - волнуется Оля, виновато косясь на нас.
- Что Ренатик? Ренатик хочет кушать! Так. Из супа вашим мумиям клизмы ставить. Рыба. Что с рыбой? - Волнение, сопение, чудовищное колыхание тела; ресторан весь, как завороженный, следит за Ренатиком; с улицы даже заглядывает, разинув рот, какой-то сопливый турчонок на велосипеде. - Рыба - большая. Понял? Биг фиш. Очень биг. Есть у тебя, лишенца, большая рыба? Покажи. Бегом. Мухой.
Турецкий Гаврила подагрически семенит на кухню. Через минуту он и еще один какой-то рахитичный юнга несут на блюде большую рыбу. Рена-тик остервенело нюхает ее, любознательно тычет в нее мизинцем (двое паралитиков при этом еле удерживают поднос в руках), заглядывает рыбе в зубастый рот, как коню.
- Это не рыба, а теща дяди Степы. Сволочь ты, Гаврила. Я тебя уволю. Хлопчика тоже. Но не сейчас.
Гаврила соединяет на своем лице муку вины и восторг подобострастия. Кажется, что вот-вот он начнет оправдываться: "Сами мы люди не местные..." Но он молчит. Молчит и рыба. Ее оловянный глаз смотрит на мир спокойно и безучастно.
- Так, ладно, - рокочет Ренатик. - Жарь свою верхоплавку. Тебе дается пятнадцать минут. Понял? Дальше. Что дальше? Лаваш. Десять лавашей.
- Куда столько ? - робко встревает Оля. Уже произнося "столько", она понимает, что затеяла это дело зря.
Ренатик разрывается, как шаровая молния.
- Всем молчать! Пятнадцать лавашей! Я съем четырнадцать. Теперь: гарнир. Гарнир - это важно. Гарнира должно быть много. Заявляю это как пьющий татарский москвич. Картошка. Жареная. Чтоб хрустела. Громко. Большое блюдо, с горкой, - он показывает руками большое блюдо и горку, турки опасливо делают два шага назад. - Боитесь? Правильно. Могу и убить. Шутка. Что дальше? Креветки. Покажи креветки, халдейская морда.
Всеобщий переполох. Появляется блюдо креветок, разложенных на льду. Креветки хорошие, крупные, с пол-ладони, настоящие королевские креветки.
- Помесь тараканов с презервативами! - Ренатик возмущен. - Я буду есть этих гимназистов?! Сволочи! Ладно. Двадцать штук. Двадцать, понял? - Следуют два жеста, турки два раза вздрагивают. - Принесешь девятнадцать - изнасилую всех. И хлопчика тоже.
У хлопчика такое лицо, как будто его уже изнасиловали. Он болезненно улыбается, ежится, по турецкой национальной привычке немедленно чешет все, что чешется.
- А ты, - Ренатик тычет пальцем в юнгу, - чтоб вымыл руки, Плохиш. Не вымоешь - глаз высосу. Вот так... - Ренатик, как насос, втягивает воздух и издает звук плевка, похожий на удар трехколенного бича. Плохиш паралитически вздрагивает и перестает чесаться. Следует еще десяток заказов. Наконец стол накрыт. Турки в трудовой пене, как лошади. Их уже семеро, четверо из этого ресторана, трое прибежали из соседнего. Пора. Пора кушать, Ренатик.
Ренатик тут же опрокидывает стакан виски. Немедленно виски запивается тремя банками пива. Все это происходит меньше чем за минуту. В нежной тишине ресторанчика Ренатик сосредоточенно издает глотательные звуки. Такое ощущение, будто где-то рядом проплыла рота аквалангистов.
- Так, - говорит Ренатик. - Теперь к делу.
Первый лаваш, тучно смазанный маслом, вползает в рот Ренатика, как бумажка в факс. Еще стакан виски. Две банки "Эфеса". Натруженное пу-зырение аквалангистов. Ренатик крякает - сизый фейерверк ошалевших голубей взмывает в небо с противоположного тротуара. Оглядываясь, шарахается в сторону велосипедист.
- Добре! - говорит Ренатик, сваливая три салата в одну тарелку. Подумав, сваливает четвертый. - Надо есть часто, но помногу.
Пока я созерцаю разлетающихся голубей и велосипедиста, салатиков уже нет. Я застаю взглядом только кончик второго лаваша. Дальше - со всеми остановками. Виски. "Эфес". Картошка. Рыба. "Эфес". Салат. Лаваш. Виски. Лаваш. Рыба. Картошка. Креветки. Виски. "Эфес". Рыба. "Эфес". Картошка. Лаваш. Лаваш. Креветки...
Закономерности исчезают. Логика загадочна. Ресторанчик со всех сторон облеплен гляделыциками.. Их уже несколько десятков. Ренатик прекрасен. Соло на креветках исполняется особенно виртуозно, с соловьиными подщелкиваниями. Наконец солист откидывается на спинку стула. Раздаются аплодисменты. Ренатик смотрит на аплодирующих печально, он пресыщен славой.
Он меланхолично выпивает бутылку вина, заедает фруктами, молчит. Молча ест мороженое, второе, третье...
Сейчас мы разойдемся по номерам. Сбор - на ужине. Выспавшийся Ренатик, сверкая антрацитами глаз, снова начнет свое выступление:
- Гаврила, к кормушке! Сейчас ты будешь делать мне шашлык. Не перебивай папу. Шашлык из барана. Из почечной части. Ты знаешь, где у тебя почки, дегенерат? Повернись. Кругом, говорю! Вот здесь у тебя почки, животное! У барана они там же. Вы с ним вообще похожи. Ты понял, из чего ты сделаешь мне шашлык? Иди. Хлопчика отдай, он будет заложником...
И так далее.
И так каждый день, минимум два раза, днем и вечером. Утром Ренатик спит. Пока не проголодается. Встает часов в двенадцать и бросает тело в бассейн. Бассейн не сразу понимает, что с ним произошло, а когда понимает - уже поздно. Ренатик задорно, невинно и грациозно резвится: чуть-чуть кричит, слегка сучит ножками, бьет ладошками по воде и т.п. Разумеется, весь отель собирается вокруг бассейна. Иногда прилетает вертолет береговой охраны и подозрительно кружит над отелем. Сорвав аплодисменыты, Ренатик идет в номер, сливает весь мини-бар в стакан, выпивает, крякает, звуковой волной уронив картину со стены. Дальше - поход к Гавриле. Сон. Бассейн. Мини-бар. Гаврила. Сон... И так - до самого отлета.
Прощались мы в аэропорту. У нас были разные рейсы. Ренатик и Оля улетали на полчаса раньше. Прощался Ренатик примерно так:
- Ну, ребята, до встречи. Слава Богу, уезжаем мы из этой клоаки. Не знаю, как вам, а мне так и не удалось нормально поесть. И выпить по-человечески тоже не удалось. Пьющему московскому татарину в Турции делать нечего. Прощайте. Вы - хорошие ребята. Пьете и едите вы, правда, маловато. Но в вас что-то есть. Ну, до встречи. Приеду в Москву, хоть поем как следует. Попью "Туборга". Кончились мои мучения. Ну, будьте здоровы. Не забывайте нас...
Нет, Ренатик, мы тебя никогда не забудем!
Антитуризм
Любой человек, который хотя бы раз пять "организованно", "группо-во" съездил куда-нибудь в Турцию, Египет, Таиланд или в какой-нибудь, прости Господи, Тунис, неизбежно убеждается: тур-Турция ничем особенным не отличается от тур-Египта, а тур-Испания, скажем, от тур-Италии. Языки там, конечно, разные, памятники разные (хотя и не очень), но суть одна. Скучная, как реклама прокладок. Это если вы "турист", то есть этакий Петя в шортах и с видеокамерой, вдохновенно снимающий из автобуса чахлого египетского верблюда, похожего на больного дистрофией динозавра.
Покупая "тур", вы неизбежно попадаете в некий замкнутый круг симпатичного, милого, но осмердевшего (мне лично) сервиса. Он, конечно же, очень хорош, этот сервис. Хорошо в солнечном клаб-мэде упиться бесплатным вином. Но клаб-мэд в Таиланде ничем не отличается от клаб-мэда на Сицилии. Хорошо поштряф-кать каких-нибудь каракатиц с пяти-звездного шведского стола, но шведский стол - он и есть шведский стол. Так сказать, "сало - оно и есть сало".
Хорошо лежать на заботливо огороженном от террористов пляже и вглядываться в лазоревую знойную дымку на горизонте. Но и в Греции, и на Бали, и в Тунисе, и у черта на рогах к знойной дымке вы получите все тот же привычный, как надпись "не прислоняться" в московском метро, принудительный ассортимент:
а) громко орущих серфингующих западных жирдяев;
б) несчастного, несвежепахнущего аборигена с сувенирами, кричащего вам вместе с чайками "Хело! Хе-ло!", как Нина Заречная;
в) алые немецкие груди на соседнем лежаке, щедро облитые солнцезащитным кремом №18 (сало, опять же, оно и есть сало).
Вы - в золотой пятизвездной или серебряной четырехзвездной клетке. Трехзвездная медная - это уже шаг к поэтике байдарочного похода. А уж две жидкие лейтенантские звездочки - все равно что питаться московскими уличными пирожками, благоразумно прозванными народом "гастритами".
Ваша золотая жизнь предписана от и до. Шаг вправо, шаг влево - попытка к бегству. Не то чтобы вас не пускали в шортах на ужин. Нет, до этого дело не дойдет. Просто к вам приблизится приторно-вежливый, как сахарная пудра на пончиках, менеджер и тонко намекнет, что в следующий раз было бы неплохо завернуть ваши волосатые кегли в какие-нибудь портки. Для общей гармонии.
Не то чтобы вас не пустили за пределы пляжа. Нет. Просто трехметровая сетка на всякий случай уходит метров на 100 в море. И вы не макака, и не Тимур с его командой, чтобы лазить по заборам. К тому же - на глазах у чернокожей Чайки, с рождения раненной в голову, кричащей вам, как заведенная: "Хело! Хело! Хело!"
Ваше пребывание в туристическом раю расписано с первого до последнего момента. Все колебания предсказуемы. Сначала вы улетаете из заснеженной России. Долго и мучительно. О, это страшное слово "чартер"! Таможенник с лицом уставшего после ночных допросов чекистского следователя. Очередь, чтобы сдать багаж. Жаркое пивное дыхание соотечественников. Крики: "Суки, издеваются над народом!" Паспортный контроль. Взгляд пограничницы. О, эти пограничные глаза! Сколько раз я пытался достойно, твердо, иронично встретить их, встретить взглядом мексиканского мачо, китайского мудреца, рокового скандинава или просто кудрявого люберецкого кобеля... Но я всегда встречал его растерянно, глупо улыбаясь, как последний кю. Я всегда проигрывал этот поединок.
Но - в сторону сантименты. Впереди - дьюти-фри. Надо закупаться. Чем - ясное дело. Российские туристы молча, сосредоточенно пыхтя, звенят посудой. Дальше вы заходите в так называемый "накопитель" (слово-то какое придумали!), тут как раз и объявляют, что рейс задерживается на два часа. Именно здесь. Всегда. Вы можете, конечно, попытаться обмануть судьбу, потоптаться час-другой, как мышь амбарная, по кафешкам. Но стоит вам нырнуть в стойло - рейс откладывается.
Два часа вы дисциплинированно пьете. Конечно, не кефир. Потом рейс откладывается еще на два часа. Никто ничего не знает. Нет никакой информации - и кирдык. Моя любимая фраза из Хемингуэя: "Никто никогда ничего не может знать". Блестящая фраза. О нас.
Информационная лакуна заполняется бульканьем из горла. И вдруг! (Кстати, самое частотное слово у Достоевского.) Вдруг! - объявляют посадку. Хорошо, сели. Полетели.
Первое впечатление по прилету - это жара. В раскаленном автобусе, описывающем плавные круги по серому бетону аэропорта, пахнет туризмом, то есть засиженной синтетикой спортивных штанов и тем особенным перегаром виски, который чем-то напоминает запах только что сгоревшей помойки.
Женщины выглядят свежее мужчин. И разнообразнее. Они реже икают. Одна из них, пожилая дама, похожа на преподавательницу латыни, даже с живым интересом смотрит в окно. Видимо, за границей она первый раз. И вероятно, последний. Она жадно нюхает воздух, как комиссар перед повешеньем.
Остальных "заграница" не интересует. Она мешает им спокойно болеть. Нет, они не удостаивают ее раздражением. Просто она отскакивает от их опухших лиц, как мяч от стены.
В каждой стране зной особый. В Турции, например, он тупой. В турецком зное и без того тупой турист тупеет до предела. То есть, например, если ты лежишь в Турции на пляже и чувствуешь, что у тебя изо рта течет слюна, то ты не только не вытираешь ее, но и непроизвольно начинаешь издавать долгий стон, помогающий, как тебе кажется в твоем пляжном бреду, слюне обильнее вытекать на лежак. "Этот стон у нас песней зовется". Песней отупевшего туриста. Один раз даже я поймал себя на том, что, пуская слюну на лежак, равномерно постанываю: "Заха-ар!.. Заха-ар!.." Через мгновение я понял, что зову жену, хотя имя ее более мелодично.
Египетский зной сразу нокаутирует. И человек безропотно падает и лежит, как мумия, как священный сушеный крокодил. Египетский зной - это зной смерти. А может быть, бессмертия.
Индонезийский зной вводит в состояние, похожее на тихое, тревожное, мечтательное помешательство доброго коммунального алкаша. И вокруг ты находишь сотни примет твоего радостного сумасшествия. Ты ищешь их, как Ахматова - приметы любви. Даже лотос из очка подмигивает тебе: "Хело, придурок!"
От испанского зноя хочется драться, хочется крови, причем горячей и много. В глазах темнеет от злости. Залитые кровью бычьи глаза твои ищут бандерилью или, на худой конец, шампур, что по большому счету одно и то же.
Итальянская жара - буддийского толка. Она - как влажный горячий пуп, желательно женский. День здесь горяч и долог, но не раздражает. Он - как вся в соусе макаронина. Здесь ты медленно, запрокидывая голову, как олень рога, всасываешь горячие макароны дней. По одно-ой, не торопя-ась, успевая проголодаться в перерывах.
Список можно продолжать. Но все это к "туризму" отношения не имеет. В отелях жара везде примерно одинаковая. И примерно одинаково везде зудит "кондишн" - как подстанция в московском дворе.
Далее клубок туристических банальностей продолжает раскручиваться. Вас привозят в отель. Вы бросаете свой настрадавшийся ливер под душ. Утречком - завтрак ("Ти? Кофи?"). Поход к бассейну или на пляж. Проблема лежаков. Занять место под тентом. Забыл крем. Возвращение в номер. Там - убираются. Какая-нибудь коренастая кривоногая девица с лицом типа "сами мы люди не местные".
- Хело! - улыбается девица. Совершенно искренне, что особенно и бесит.
- Хело, хело... я - ворона, ты - дупло...
- Раша?
- Раша, раша, отвали...
- Путин! Гуд Путин!..
И так далее...
Удивительно содержательны бывают беседы на английском языке, когда собеседники знают только слова "йес", "ноу", "хело" и "уотерклозит".
Снова пляж. Надменно потеющие англосаксы и тевтоны. Горластые итальянки. Сельдеподобные француженки. Наши детишки-юннаты, любознательно расчленяющие крабов и сосредоточенно давящие в ведерках медуз.
- Вася, не кидай мяч в море! Он уплывет!
Вася кидает мяч в море. Мама звонко бьет Васю по попе, затем лезет в воду за мячом. Вася ревет. Потом затихает, некоторое время лупит палкой ни в чем не повинного краба. Задумывает джихад против мамы. Он может выразиться, например, в закапывании в песок маминых шлепанцев или в засовывании медузы в мамину сумочку.
Сколько таких картин можно видеть на пляжах земли, даже если они находятся за тысячи километров от нашей дворовой песочницы!
На обед и на ужин придется объедаться. Ничего не поделаешь: "упло-чено". А потом ночью снятся какие-то кошмары: летающие дома, надувные огурцы...
Вечером вас ждет фольклор. Танцы живота. Сиртаки. Фанданги. Чудеса местной художественной самодеятельности.
Утром снова: "Ти? Кофи?", "Хело!", "Не кидай мяч в море"...
Иногда надо выехать на экскурсию. Чтоб уж совсем не превратиться в животное. Групповая экскурсия, читатель, это групповуха. Когда насилуют вашу свободу. Ваше гордое "Я". Здесь все известно до мелочей. Существует масса народно-туристических примет, которые куда вернее, чем природные. Например, где пирамида Хеопса - там араб на верблюде. Где Эйфелева башня - негр с тамтамом. Где золотая статуя Будды - малолетние проститутки.
Или: если у тебя просят за что-нибудь 100 долларов, то за это в Италии дай 90, в Турции - 50, в Египте - 20, в Таиланде - 1. Хочется добавить: в России - дай в морду. Но имей в виду, что можешь получить в ответ.
Так вы отпыхтите свой райский срок, оплатите счет, с которым вас все-таки надуют. Судорожно потратите последние местные тугрики на какую-нибудь ерунду. А потом вы улетите обратно в заснеженную Россию. И повеет чем-то настоящим и живым. И виски вы поменяете на водку. И будете долго закуривать на пустырях. И гладить березы, как Шукшин. И все такое прочее.
Слова "туризм", "турист" пришли к нам из английского языка. Впервые слово "турист" - очень симптоматично! - было зафиксировано в нашем языке в 1837 г., в печальный год смерти Пушкина. В значении: "англичанин, путешествующий вокруг света". Туризм вместо Пушкина. Уже весело.
Все-таки слова говорят очень много. Задумаемся. Слова "туризм", "турист" и проч. появились в Англии, но по происхождению они французские. Изначальное значение корня - круг, кружиться, вертеться, вращаться. То есть туризм - это круженье, верчение. Как больной белочки в колесе. Или юлы, запущенной адской машиной турбизнеса.
Вот мы и вертимся в заколдованном круге туризма. А настоящая жизнь народов проходит мимо нас. Мимо проходят смертельные опасности, знойная любовь папуасок, захватывающие приключения байдарочных походов и даже романтика пионерских костров. Пионерские костры, читатель, можно разводить и в Гондурасе.
А сафари? - спросите вы. А дикие львы и прочее? И я демонически расхохочусь вам в лицо. Сафари, скажу я, это такое же кю, как и сауна в "Хилтоне". Что это за сафари, если вы ночуете в палатке с мраморным унитазом? А сизые от усердия негры следят из каждого кустика, чтобы вы, не дай Бог, не зашли за этот кустик. Любая поездка на нашей электричке до станции Валентиновка или Дмитров - это все туристические сафари вместе взятые.
Нет, куда лучше все-таки наше слово "путешествие" - от слова "путь". Путь, который мы сами выбираем. Сами, а не турбюро. Так может быть, надо преодолеть свою лень? Взять, понимаешь, рюкзачок, набитый тушенкой, сникерсами и памперсами. Или сесть на велосипед, на байдарку. Или на коня, осла, верблюда, северного оленя, вездеход наконец. На черта с дьяволом. И хлебнуть настоящей свободы. А то что-то скучно на этом турсвете, господа!
Владимир ЕЛИСТРАТОВ, Рисунки Виктора Кухарского
Аэрофлот - российские авиалинии
Читайте здесь еще о Турции!
Обожаю Елистратова, а его книги продаются, и где он регулярно печатается? Елистратов - это класс смесь интеллигентности и нормального житейского цинизма. Пиши пис....атель.
07.11.07 лиса Задать вопрос
Комментарии: