Жванецкий об Израиле!

Как всегда умно и в точку И я теперь понимаю кто научил меня так смешно зговариваать с котами Спасибо хочу еще ( я в Канаде)! Очень не хваатает " умного юмора"
26.06.16 Людмило Оставить сообщение

О восточном базаре написаны целые поэмы, но с появление в Израиле наших бывших соотечественников, вселило в повседневный быт уютного городка Хайфы неоценимый вклад. Повсеместно слышна русская речь, и даже местные арабы сносно изъясняются по-русски. Наши граждане не торопятся овладевать ивритом и возмущаются, когда «эти местные дикари ни хрена не понимают по-русски». Наши люди, большую часть своей жизни пользовались услугами советской торговли, и здесь по привычке не торгуются, заискивают перед продавцами, стесняются выбирать качественные продукты и пересчитывать сдачу, а то и вовсе её игнорируют.
В один жаркий, даже по израильским меркам, день накануне шаббата (праздничная суббота) на рынке особенно шумная торговая суета. Разноязычная горланящая толпа, захламлённая мостовая, ослепительный блеск безвкусно оформленных витрин и зазывные крики торговцев. Вдруг, заглушая базарный галдёж, раздаётся пронзительный вопль: «Софа, и шо ты плетёшься, как на похоронах? Мы жешь обратно опоздаем на автобус!». Неповторимый еврейско-одесский акцент, море мимики и эмоций на лице пожилой тётки внушительного роста и соответствующих габаритов. Она увешана баулами, как десантник израильской армии.
В нескольких шагах за ней семенит Софа – толстуха лет тридцати, по-видимому, её дочь, но ещё масштабнее мамаши, в юбке, наполненной подвижными ягодицами, в розовой застиранной кофточке, кокетливо едва достающей до пояса и трещащей от арбузного изобилия. Она семенит необычной походкой: широко раскорячив ноги, почти не сгибая их в коленях, и при этом раскачивается из стороны в сторону, как кукла-неваляшка. В обеих руках у неё сумки, переполненные продуктами: острыми стрелами выглядывают перья зелёного лука, угрожающе свешивается прозрачный пакет с яйцами, приветливо помахивает рыбий хвост в такт колебаний её богатырского тела.
После мамашиного окрика Софа наращивает темп, но при этом скорость её не меняется, только возрастает амплитуда колебаний. Рынок притих и с любопытством следит за потешной парой. Мамаша снова наезжает на дочку: «Холера, проснись! Или ты себе думаешь, шо я обратно буду катать тебя на такси?! Таки выбрось эту дурь из головы и быстрее тащи свою толстую задницу!».
Софа останавливается, широко расставив свои слоновьи ноги. Слёзы вперемешку с потом, крупными каплями катятся по её бархатным, как персик, щекам. И она на весь базар с надрывом орёт: «Да не могу я быстрее, у меня лопнула резинка трусов!».
12.07.13 Леонид Анцелович Оставить сообщение

В Израиле моим соседом по съемной квартиры оказался земляк из Ростова Илья Шварцман, который в прошлой жизни был проректором технического ВУЗа, а теперь трудился бензозаправщиком у израильского бизнесмена-миллионера, владельца сети заправочных станций и фирмы по их доставке и монтажу. Здесь он имел неплохой стабильный заработок и ощутимый довесок в виде чаевых. Иногда, перебирая свои российские документы, он с ностальгией разглядывал бумаги, завизированные собственной рукой: «Замдирпонур. доц. к.т.н. – И.Г. Шварцман». Такой резолюцией он визировал любой, даже малозначительный документ на прежнем своем посту. Эта диковинная абракадабра расшифровывалась так: заместитель директора по научной работе, доцент, кандидат технических наук Илья Григорьевич Шварцман. Скромно и со вкусом. Дальше следовала залихватская подпись и дата. В институте его ценили как специалиста. Хотя был он членом КПСС и активным общественником, но в душе был сионистом, по субботам втихаря посещал синагогу и мечтал когда-нибудь слинять на историческую родину.
В восьмидесятых, когда перестроечный кавардак только набирал обороты, главным препятствием на пути эмиграции являлся ОВИР, ревностно фильтрующий уезжающих по каким-то своим свирепым критериям. Отъезды вначале текли мелким анемичным ручейком, а вскоре превратились в стремительно бурлящий поток. Одни уезжали в поисках свободы, другие в надежде на лучшую жизнь, а третьи и вовсе за вкусной и здоровой пищей, их за рубежом так и прозвали – «колбасная эмиграция». Активно засобирался и Шварцман. Русская жена как могла отговаривала, пугала непримиримым арабским окружением, трудным ивритом и знойным пустынным ветром хамсином. Она даже совала ему в нос географический атлас, где название микроскопического государства не умещалось: буква «И» находилась в Египте, а мягкий знак залез в Иорданию. В крайнем случае, она соглашалась на Америку, куда слинял её брат Лёня. С ним произошла забавная история.
Для получения заветной «грин-карты» в американском посольстве Лёне необходимо было доказать, что здесь он преследовался по национальному признаку. Это был тот удивительный случай, когда погром мог благотворно сказаться на участи евреев. У посольства США в Москве стояла многотысячная очередь, люди месяцами ждали интервью. Выходившие, как студенты сдавшие экзамен, подвергались пристрастным расспросам: «Что спрашивали?». Многим не хватало фантазии и они отсеивались по причине недостаточного повода для получения статуса беженца. Неудачники покидали посольство со скорбными лицами. Им вслед звучали слова из комсомольско-патриотического хита времён Гражданской войны: «Дан ОТКАЗ ему на Запад…». Вскоре среди искателей лучшей жизни замелькали длинноволосые молодые люди – «негры-подёнщики» неудавшиеся писателей детективного жанра. За весьма умеренный гонорар они сочиняли душераздирающие небылицы с драматическими последствиями. Лёня не поскупился на сто баксов...
Сотрудница посольства придирчиво рассмотрела его бумаги и поинтересовалась:
– Вы квалифицированный специалист, имеете хорошую работу, обеспечены жильем. Какие проблемы?
Он выдал хорошо отрепетированную легенду:
– Каждое утро, выходя из квартиры, я обнаруживаю на своей двери надпись: СМЕРТЬ ЖИДАМ! Это пишет мой сосед. Краску я с трудом смываю, но на следующее утро она исправно появляется.
По выражению лица чиновницы было очевидным, что этот миф на неё должного впечатления не произвёл и не такие истории приходилось выслушивать. Она посоветовала обратиться к участковому милиционеру, на что Лёня ответил:
– Да в том-то и дело, что этот сосед и есть наш участковый милиционер.
С тех пор Лёня с семьей благополучно проживает в Нью-Йорке в легендарном квартале Брайтон-Бич.
Но Илья Шварцман не дрогнул и сумел уломать жену. В институте ему устроили торжественные проводы, предварительно исключив из партии. Секретарь партбюро Наливайко, упившись, облобызал Илью, и пропел: «Я люблю тебя, жид, что само по себе и не ново…», а зав.кафедрой Наум Гофман, расставаясь, на ухо шепнул: «Чиркни, как там У НАС!».
Теперь Шварцманы проживают в Хайфе в уютной квартире с видом на Средиземное море. Под палящим солнцем с морской влажностью с примесью паров бензина – работа не сахар, но выбирать было не из чего.
26.06.16 Леонид Анцелович Оставить сообщение

Спасибо, Леонид! Получилось очень колоритно и забавно , как будто видела все своими глазами
26.06.16 Людмила Оставить сообщение