Миклухо-Маклай... наивный пилигрим.
"Кто хорошо знает, что он долден делать, тот приручает судьбу". Эти слова принадлежали русскому путешественнику и ученому-антропологу Николаю Николаевичу Миклухо-Маклаю. Однако судьбу он так и не приручил. Он владел тринадцатью языками и диалектами, но ни на одном из них так и не смог договориться со своими современниками. Даже выдающиеся люди науки, поддерживающие начинания молодого Маклая, позже отказывались понимать его, обвиняли в том, что он, дескать, "перешел с почвы научной на почву практическую), а проще говоря - занялся политикой. На самом же деле этот человек свято верил в то, что делал и пытался, как мог, "приручить судьбу" - во благо тех людей, за которых, собственно, хлопотал и ради которых шел на самопожертвование.
ИНСПЕКТОР Петербургского университета небрежно перелистал "Дело вольнослушателя физико-математического факультета Николая Миклухи и без особого интереса прочитал:..подвергался аресту, сидел в Петропавловской крепости... исключен из гимназии... состоя вольнослушателем, неоднократно нарушал во время нахождения в здании университета правила, установленные для этих лиц..." Дальше длинный перечень нарушений и резюме: "...исключить без права поступления в другие высшие учебные заведения России..."
Сей Миклуха, если верить доносу, на недавней студенческой сходке больше всех орал о "зверствах царских палачей в Польше", Оно и понятно: мать - полька. Одно время была близка к кружку Герцена-Огарева. Три брата ее приняли участие в польском восстании. Одним словом, яблоко от яблони...
Вердикт: исключить - и немедля! Пусть забирает документы и катится куда подальше из храма науки. Ну и что, что молод - таких уже не переделать, а неприятности с властями никому в университете не нужны.
ИЗВЕСТИЕ о своем исключении Миклуха принял молча. Убогие канцеляристы, несчастные кроты, мало что смыслящие в науке, живущие лишь милостью начальства! Как жить дальше? Бедная мама! Сколько огорчений за короткое время - смерть мужа, так и не выслужившего пенсию, изгнание сына из гимназии, а теперь вот из университета. Маленькая женщина с больными от беспрестанного напряжения глазами: она даже по ночам чертит карты - это ее единственная возможность заработать на кусок хлеба. А ведь у нее пятеро голодных ртов: Сережа, Володя, Оля, Михаил и он, великовозрастный шалопай. Она никогда не жалуется на резь в глазах. Тихая, ласковая, нежная, не желающая причинять никому ни малейшего беспокойства. Ей нет еще и сорока, но вечные тревоги за детей и заботы наложили морщины на лицо.
Родилась она в состоятельной семье ветерана Отечественной войны 1812 г. подполковника Беккера, служившего в Низовском полку, и приходилась внучкой доктору Беккеру, присланному прусским королем к последнему королю польскому, при котором он и состоял лейб-медиком. Шестнадцатилетней Кате прочили в мужья молодого, красивого князя Мещерского, частого гостя в их доме. Но именно в это время Екатерина Семеновна познакомилась с инженером-строителем Петербургско-Московской железной дороги Николаем Ильичом Миклухой и полю била его.
Николай Ильич был лет на десять старше Кати Беккер Не мог похвастаться ни богатством, ни знатностью роде О так называемом дворянском происхождении Миклу: сохранились предания. О себе же Николай Ильич рассказывал, что происходит он-де из запорожских казаков. Потомственное дворянство будто бы было пожаловано его деду Степану, состоявшему на службе в одном из казацких малороссийских полков и отличившемуся в русско-турецкой войне при взятии Очакова.
К тому времени, когда Николай Ильич познакомила с Екатериной Беккер, за плечами у него уже был Нежинский лицей (тот самый, где еще были свежи воспоминания о Гоголе), Институт инженеров путей сообщения и участие в строительстве Петербургско-Московской железной дороги, где он возглавлял прокладку самого тяжелого по природным условиям северного участка трассы.
Этот деятельный и мужественный человек настолько увлек Катю, что она, полная самых невероятных надежд вопреки желанию родителей, сразу же ответила ему согласием, когда тот попросил ее руки. Она повсюду следовала за мужем, ютилась в палатках и крестьянских избах, безропотно перенося все тяготы скитальческой жизни. Первым на свет появился Сережа, а год спустя, 17 июня 1846 г., в селе Рождественском, близ Боровичей Новгородской губернии родился Коля.
После приезда в Петербург семья увеличилась: появились Владимир, Ольга, Михаил. В 1851 г. Николай Ильич получил чин инженер-капитана, его назначили начальником пассажирской станции и вокзала Петербургско-Московской железной дороги, Наконец-то появился и свой постоянный угол.
Николай Ильич считал, что дети должны получить хорошее образование: овладеть иностранными языками, познакомиться с историей и литературой, заниматься живописью и музыкой.
Но, увы, его задумку воплощать в жизнь пришлось его жене - в 1857 г. он умер от туберкулеза.
Для семьи Миклух начались годы бедствий. Пришлось продать мебель и снять более скромную квартиру. Старших мальчиков удалось пристроить в училище при лютеранской церкви Св. Анны, где преподавание велось на немецком языке. Правда, ничего путного из этой затеи не вышло - Коля взбунтовался и наотрез отказался ходить в немецкую школу, И при помощи одного материного знакомого, студента юридического факультета, подготовился к поступлению в гимназию. В 1858 г. Николая Миклуху зачислили в третий класс 2-й санкт-петербургской гимназии.
То было бурное время. Бунты крепостных. Ожидание "воли". Буквально все российские учебные заведения стали "рассадниками революционной заразы". Одним словом, бунтарские настроения завладели и молодым Николаем, Из гимназии его спустя несколько лет с треском выгнали.
Не удержался он долго и в Петербургском университете. Все - отныне в России все двери учебных заведений были для него закрыты. Оставался один выход - заграница. Так, весной 1864 г. в Германии появился юноша по фамилии Миклухо-Маклай. В Петербург Миклуха больше не вернется. Туда вернется Миклухо-Маклай, человек, получивший образование за границей и известный в научных кругах под этой фамилией, Николай Миклуха, как он сам позже вспоминал, не решил пооригинальничать, придумав себе замысловатый псевдоним. Это была их родовая фамилия. Откуда она взялась? Скорее всего, дело обстояло так: во всех малороссийских поселениях каждый, помимо официальной фамилии, имел еще и кличку, "уличное прозвище". Один из предков в разветвленном роде Миклух носил ушастую шапку - малахай, или, по-местному, "махалай", "мах-лай". Отсюда и пошло прозвище - Махлай. Фамилия и прозвище постепенно слились, А так как слово "махлай" имело еще и другое значение - "олух", "недотепа", то прадед Миклухо-Маклая Степан, хорунжий казачьего полка, человек весьма самолюбивый, под казенными бумагами стал подписываться "Миклухо-Маклай" вместо "Миклуха-Махлай".
КАК-ТО подавленный молодой человек сидел в парке неподалеку от Гейдельбергского замка и думал о предмете, о котором не любил думать: о деньгах. Презренные зильбергроши и талеры! Но как они нужны!
Молодые немочки бросали насмешливые взгляды на худосочного бледного юношу в потертом черном сюртуке, важные прусские бароны-студенты с неизменными хлыстами в руках небрежно наступали ему на ноги и, не извинившись, шествовали дальше. Человек в старой, заплатанной одежде не достоин их внимания.
Впрочем, для самого Николая Миклухи все складывалось относительно удачно - он стал студентом философского факультета Гейдельбергского университета, похоронив тем самым материнскую мечту о заводе и инженерном звании. Если бы не постоянная нужда, недоедание, жизнь можно бы было считать вполне сносной. Поработал он изрядно. Штудировал физику, химию, математику.
"Я слишком хорошо знаю вас, господа: вы привыкли преклоняться перед титулами, званиями. перед иностранными авторитетами. Талантливого соотечественника вы не ставите ни в грош, травите его, подвергаете насмешкам и издевательствам. Но стоит тому же соотечественнику мало-мальски прославиться за границей, как вы принимаете его с распростертыми объятиями, распахиваете перед ним все двери, заискиваете..."
"Меня интересует вопрос: как изменяется внешний облик человека под влиянием различных условий жизни. Я беру исходную группу жизни, так сказать. эталон, а затем изучаю все разновидности этой группы и объясняю появление этих разновидностей влиянием условий жизни, отличных от новогвинейских. Это же так просто! Я хочу доказать, что ствол у человечества один, а расы -лишь производное. Человечество - это одна порода, а не несколько несравнимых пород, как утверждают полигенисты Я хочу доказать видовое единство ныне живущего человечества. Все расы равноценны, нет рас низших, нет рас избранных..."
Гораздо хуже обстояло дело с философией. Изучив труды многих выдающихся философов, Миклуха вдруг понял, что он, как это ни печально, не родился ни философом, ни экономистом. Ему кажется, что многие из них уже сказали все, что можно сказать в этих науках. Его влечет практика. И еще он считает, что многие утверждения философов зиждутся на довольно зыбком фундаменте, мыслителям порой не достает конкретных фактов. И даже великий Кант, в голове которого умещалась целая вселенная с ее развивающимися туманностями, больше опирался на интуицию, нежели на факты.
Разочаровавшись в философских системах, Миклухо-Маклай решил, что только медицина, имеющая своим материалом тело, весь этот сложный таинственный организм, может с исчерпывающей полнотой ответить; что же есть такое человек?
Так, в скучном и самом унылом городке Германии, в Лейпциге, в местном университете появился новый студент со странной и непривычной для немецкого уха фамилией. Однако, не без помощи своего нового русского друга Александра Мещерского, встреченного там же, Николай Миклухо-Маклай вскоре едет в Иену, где знакомится со знаменитым в то в время ученым Эрнстом Геккелем - яростным приверженцем теории Чарльза Дарвина. Тот читает специальный курс - "Теория Дарвина о родстве организмов".
Именно в это время Миклухо-Маклай окончательно определяется в своих научных пристрастиях. Его больше всего интересует природа человека. Кто он? Откуда и как появился? Многие великие мужи ломают над этим голову и договорились до того, что на земле существуют высший расовый тип людей и низший: белые, негры, желтые, видите ли, возникли независимо друг от друга - в различных местах. И они резко отличаются друг от друга неизменными и глубоко заложенными в их природе свойствами. Доказательству несостоятельности подобных утверждений и будет посвящена вся дальнейшая жизнь Николая Миклухо-Маклая.
ИЕНСКИЙ период жизни Миклухо-Маклая не богат внешними событиями, Лекции, лекции и снова лекции. Старая история с деньгами: в его книжке сплошные денежные расчеты. Не удается оплатить порой даже письма к родным, Мать выбивается из сил, пытаясь помочь ему.
Но неожиданно удача улыбается юноше - бородатым лицом профессора Геккеля, который пригласил Миклухо-Маклая и еще одного студента по фамилии Фоль в экспедицию на Канарские острова и в Африку. Случилось это в июле 1866 г. Миклухо-Маклаю исполнилось двадцать лет. Теперь он уже мало походил на того юнца, который два года назад прибыл в Германию: отпустил роскошную бороду, даже более роскошную, чем у Геккеля; и без того пышная шевелюра Маклая разрослась еще больше и отливала медным блеском. Несмотря на голодную жизнь, он очень возмужал и окреп.
КАНАРСКИЕ блохи могли свести с ума даже самого закаленного человека, Эти скачущие твари залезали в уши, в ноздри, под белье. Тело зудело, как от крапивы.
Но когда человеку двадцать, он не задумывается над подобными проблемами. Океан, вулканические острова, кокосовые и финиковые пальмы, белая, словно прозрачная, пирамида Пико-де-Тейде. Когда позади душные аудитории и кабинеты, лекции, конспекты и убогая затворническая жизнь, небо и океан кажутся особенно солнечными, праздничными.
Миклухо-Маклаю поручено заниматься губками и рыбами. Прежде чем перейти к изучению человека, исследователь обязан заглянуть в самый фундамент органической жизни.
Чем ближе узнавал Геккеля Миклухо-Маклай, тем все более противоречивые чувства им овладевали. Сверкающий ум выдающегося натуралиста! Его имя навсегда останется в науке. Это ему, сверхпрозорливому Геккелю, принадлежит мысль о существовании в историческом прошлом промежуточной формы между обезьяной и человеком - питекантропа.
Но был и другой Геккель, которого не любил Миклухо-Маклай. Иногда того словно подменяли, и он начинал говорить такое, что у Николая не вызывало понимания. А именно: в природе существует естественный отбор, и в борьбе за существование побеждает наиболее приспособленный, сильный - выдающаяся белая раса. Маклай возражал. Былой теплоты во взаимоотношениях с учителем не стало. И когда после короткого пребывания на побережье Марокко Геккель вдруг решил свернуть экспедицию, то предложение остаться и продолжить работу было воспринято Миклухо-Маклаем восторженно.
И вот они вместе с Фолем, переодетые в костюмы берберов, бредут по равнинам Марокко. Вдали синеют Атласские хребты. Странная земля. На глинисто-песчаной, красной, как кровь, почве кое-где заросли карликовой пальмы, колючего скрэба и жестколистого маквиса. Бредут караваны одногорбых верблюдов. Африка! В ней чувствуется что-то величественное, древнее.
Люди - именно они больше всего занимают пытливый ум русского исследователя. Иногда общение с местным населением весьма опасно - белого человека здесь, мягко говоря, недолюбливают.
"Не туземцы, не тропическая жара, не густые леса - стража берегов Новой Гвинеи. Могущественная защита туземного населения против вторжения иноземцев - это бледная, холодная, дрожащая, а затем сжигающая лихорадка. Она подстерегает нового пришельца в первых лучах солнца, в огненной жаре полудня, она готова схватить неосторожного в сумерки; холодные бурные ночи, равно как дивные лунные вечера, не мешают ей атаковать беспечного... Сначала он не чувствует ее присутствия, но уже скоро он ощущает, как его ноги словно наполняются свинцом, его мысли прерываются головокружением, холодная дрожь проходит по всем его членам, глаза делаются очень чувствительными к свету, и ееки бессильно смыкаются. Образы иногда чудовищные, иногда печальные и медленные, появляются перед его закрытыми глазами. Мало-помалу холодная дрожь переходит в жар. сухой бесконечный жар, образы принимают форму фантастической пляски видений..."
Побывав в Рабате на невольничьих рынках, путешественники вернулись туда, откуда начали свое путешествие -- в Могадор. Здесь было оставлено много имущества и ранее собранные коллекции. Вскоре они уже на борту английского парохода, отправляющегося в Европу. Но путешествие по Африке еще не закончилось: пароход останавливался в Сафи, Масагане, Касабланке, Танжере. И только очутившись в Гибралтаре, они могли сказать: прощай, Африка!
УНИВЕРСИТЕТ закончен. Имя Миклухо-Маклая уже известно в научных кругах. Но эта известность настолько мала, что тщеславному молодому человеку хочется чего-то большего. Далее не известности. Итак, в Иене больше делать нечего. Может, вернуться на родину?
Маклай понимает, что консервативные российские научные круги, привыкшие поклоняться титулам и званиям, его просто так не примут. Придется доказывать свою состоятельность. Поэтому путь домой Маклая долог и непрост, он понимает: нужно много поработать, собрать уникальную информацию. Сделать это можно лишь путешествуя.
Благодатная Сицилия, живописная Мессина... Маклай работает до изнеможения. Изучая коллекции губок европейских музеев, собранных разными путешественниками в Индийском и Тихом океанах, он встретил некоторые формы, противоречащие его выводам. Не найдя "нужные" в Мессинском проливе, он затосковал, подумывая о новом путешествии. На сей раз - на Красное море.
Надо отметить, что этот район в то время был совершенно не исследован, ни один из ученых еще не рискнул проникнуть в глубь этой земли. На каждом шагу европейца здесь подстерегала смерть.
В марте 1869 г. Миклухо-Маклай уже в Египте. Вот они, древние пирамиды и вечная загадка знойных пустынь - сфинкс!
Западный берег Нила. Страна смерти. Царство богини Амет-Тет. Бронзовым огнем пылает пустыня. Мерно набегают на раскаленный берег мутно-красные волны вечного Нила. Александрия, Каир, Гиза... Маклай бродит по сумеречным залам музеев, разглядывая гранитные статуи фараонов, саркофаги, коричневые мумии. Но жизнь горячая, полнокровная зовет. Он торопится в Суэц.
И снова бредет по пустыне Миклухо-Маклай. На нем - аравийский бурнус, голова обрита до блеска, лицо вымазано коричневой краской. Как и положено ревностному мусульманину. Пока он знает лишь несколько арабских фраз, но произносит их без малейшего акцента, и никто не может распознать в нем "неверного". Позади Саудовская Аравия, сказочная Джедда, шумные, красочные базары. Небо над головой всегда синее, безоблачное, а море прозрачное, как хрусталь. Это страна "Тысячи и одной ночи"!
На огромных барках-сумбуках он переправляется в Йемен, в Ходейду, затем - в Лахайя. Далее его влечет загадочная и далеко небезопасная Эфиопия, а вместе со всеми ее экзотическими "прелестями" - лихорадка и первые признаки цинги. Но это обстоятельство не останавливает Миклуху, и он идет дальше - по Нубийской пустыне, одинокий, больной и голодный странник.
Куда он шел? В чем смысл его исканий? Да, пожалуй, в то время он и сам бы не смог ответить на эти вопросы. Он уточнил месторасположение города Суэца, изучил головной мозг рыб Красного моря и нашел нужные ему губки, собрал множество других сведений, полезных для науки. Но самое главное - он занимался этнографией и антропологией - науками, которые в то время и науками-то не считались. Страшно худой, обожженный солнцем, изнуренный лихорадкой и цингой, без единого гроша в кармане возвратился Маклай в Россию.
ПЯТЬ долгих лет не видел Николай Миклуха мать, сестру, братьев. Как ни странно, но его научные труды уже известны в Петербурге и в Москве, Он уехал восемнадцатилетним юнцом, а возвратился двадцатитрехлетним, повидавшим многое на своем веку человеком. Да и вернулся не с пустыми руками. Собранные коллекции представляют огромную ценность. Кроме того, у него рекомендации самого Эрнста Геккеля. Перед господами академиками предстал вполне сложившийся ученый, с которым нужно было считаться.
И научный мир России его принял. Рассказы Миклухо-Маклая вызывают неподдельный интерес, он вхож в святая святых научной мысли - Русское Географическое общество. В нем признали "своего", так и не поняв, за каким лешим он ездил в Аравию. Изучать губки? Сомнительное мероприятие, однако. Тогда Николай Миклухо-Маклай все еще опасался открыто говорить о своих антропологических изысканиях.
Маклай втайне вынашивает мысль - любой ценой пробиться на Тихий океан. И пусть в своей докладной записке в Географическое общество он пишет о том, что собирается заниматься губками, но на самом деле это совсем не так: объект его изучения - люди.
Свершается чудо: ему удается заручиться поддержкой вице-председателя общества - престарелого адмирала Федора Петровича Литке, некогда отважного моряка и путешественника. Да и великий князь Константин, покровительствовавший наукам, весьма благосклонно отнесся к новому путешествию Маклая - ехать к людоедам в Новую Гвинею. Во-первых, это было экстравагантно, а
Как-то раз его друг туземец Саул спросил: "Скажи, Маклай, можешь ли ты умереть, как все мы?" Ученый не хотел потерять своего влияния на папуасов. Ведь ему не рез удавалось удерживать их от военных стычек и от других поступков, которые им же наносили вред. Что ответить? Обмануть? Нет, этого он не мог. И ученый принял опасное, но мудрое решение. Он взял в руки копье, протянул его Саулу и спокойно сказал: "Посмотри, может... Маклай умереть". Саул е смятении не знал, как быть. Но тут несколько папуасов не выдержали, бросились к исследователю, чтобы защитить его собой. Саул опустил копье.
Маклай много лет работал и на Новой Гвинее, и на островах Меланезии в Тихом океане. Он не раз болел тропической лихорадкой и рано умер - в 43 года. Память о замечательном ученом жива на берегу, получившем его имя - Берег Маклая. Места, где стояли его хижины, огорожены, и шелестят на ветру посаженные им пальмы...
во-вторых, еще никто в мире не пытался проникнуть внутрь этих территорий. И хоть затея Маклая отправиться в Новую Гвинею у многих членов Географического общества вызывает непонимание и раздражение, тем не менее, официальное "добро" получено.
КРОНШТАДТСКИЙ рейд... Борт военного корабля "Витязь". Маклай отправляется в свое долгое путешествие, которое многим представляется последним: ему пророчат гибель от рук воинственных папуасов.
Атлантический океан, Мадейра, острова Зеленого Мыса, а потом - курс на Рио-де-Жанейро, остров Пасхи. Миклухо-Маклай страдает от морской болезни, но работы не прекращает: производит глубинные измерения температуры, пишет статью о губках. Отношения с командиром корабля Назимовым не складываются. Нет, не таким представлял себе старый морской волк натуралиста, за которого хлопочет сам великий князь. "Сухопутная крыса", мальчишка, бука. К тому же у натуралиста "еле-еле душа в теле". Такой помрет еще до Новой Гвинеи, а потом пиши рапорта и объяснительные записки.
На Таити Маклаю удалось нанять двух помощников - мальчишку-полинезийца по имени Бой и морского бродягу, шведа Ульсона, На 316-й день после отплытия корвета из Кронштадта, 19 сентября 1871 г., показался покрытый облаками высокий берег Новой Гвинеи.
Несмотря на то, что эта земля была открыта уже более трехсот лет назад, только некоторые из ее берегов посещались мореплавателями. Истинные размеры острова никому не были известны, а страна в целом оставалась совершенно неисследованной. Тропический, влажный лихорадочный климат, многочисленные рифы, легенды о свирепости туземцев-людоедов лучше всего охраняли это место от вторжения белых колонизаторов. Номинально Новая Гвинея принадлежала Голландии и Англии. На самом же деле внутри страны не бывал еще ни один европеец. Бухта Астролябии, куда направлялся "Витязь", была открыта в 1827 г. Дюмон-Дюрвилем. Но французский мореплаватель не рискнул зайти сюда и, тем более, - высадиться на берег.
КОРВЕТ стал на якорь неподалеку от песчаного мыса, на который вскоре и высадился Маклай. Громадные деревья, опускающие ветви до самой воды, ползучие лианы, древовидные папоротники, большие причудливые листья неведомых растений образовывали непроницаемую темно-зеленую завесу. Среди цветов порхали райские птицы и попугаи. Так началось великое путешествие Маклая в каменный век.
Он поселился с двумя слугами в небольшой скромной хижине, что помогли построить моряки. Выбор места оказался неудачным, Мыс Гарагаси был самым нездоровым по климатическим условиям на всем берегу залива Астролябии - получить лихорадку, которой, впрочем, Маклай уже болел, было делом плевым. Ко всему прочему, в случае опасности пути для отступления были отрезаны.
Туземцы встретили пришельцев неприветливо, все жестами указывали на море, требуя отъезда. "Доходило дело даже до того, что они почти ежедневно ради потехи пускали стрелы, которые пролетали очень близко от меня", - писал Миклухо-Маклай. Лишь после того, как ему удалось вылечить нескольких папуасов, отношения наладились.
Жители окрестных поселений - Горенду, Гумбу и Бонгу считали ученого чуть ли не "достопримечательностью" своих мест - посланцем богов. Каждый раз они приводили в "таль Маклая" все новых и новых гостей из отдаленных поселений, показывали вещи ученого: кастрюли, чайник на кухне, складное кресло и стол. Башмаки последнего и особенно его полосатые носки вызывали особый восторг.
Маклай настолько увлекся антропологией, что о губках позабыл навсегда. Он понял, что попал в низшую ступень варварства. Именно он открыл для людей мир неолита, последний массив самобытной архаичной культуры, еще не затронутой европейской цивилизацией. И, очутившись в каменном веке, всеми силами старался познать незнакомую жизнь, полную загадок и тайн.
Представьте себе одинокого человека, затерянного в этом зеленом аду, отрезанного невообразимыми пространствами от всего цивилизованного мира. Его спутники Бой и Ульсон тяжело больны, мечутся в бреду. У Боя - сильная опухоль паховых лимфатических желез, и он скоро умрет. Швед уже третий месяц не встает с постели - лихорадка отняла у него остатки мужества. Да и у самого Маклая дела идут прескверно - лихорадка, без конца лихорадка. Кончилось продовольствие, муравьи и плесень привели в негодность жилище, одежду и обувь. Сквозь бред он слышит однообразные удары туземного барабана - барума, пронзительный протяжный вой, крики людей...
К декабрю 1872 г., когда за ними пришел русский корвет "Изумруд", папуасы успели так привязаться к Мак-лаю, что даже не хотели отпускать, обещали построить новый дом, предлагали взять жену. Путешественник же обещал своим новым друзьям вернуться, И свое обещание он сдержит. Папуасов подкупила доброта русского пришельца - "каарам-тамо" - "человека с Луны", всегда готового придти на помощь. Он лечил туземцев, показывал им
"Императорское Общество Любителей Естествознания, Антропологии и Этнографии.
Ввиду окончания многолетнего путешествия своего непременного Члена Николая Николаевича Миклухо-Маклая и возвращения его на родину, согласно донесению Совета, постановляет:
во 1) приветствовать Николая Николаевича Миклухо-Маклая с завершением его тяжких и продолжительных трудов по этнологическому исследованию Папуасов и Малайцев;
во 2) выразить уважение общества к его энергии и самопожертвованию, столь ярко выяснившиеся во всех его путешествиях и
в 3) присудить в годичном заседании 15-го октября 1882 г. Николаю Николаевичу Миклухо-Маклаю Золотую медаль.
Президент Г. Щуровский
Вице-президент А. Давыдов Секретарь общества А. Тихомиров
всякие чудеса, разрешал междоусобные конфликты. И изучал, изучал их. Так он окончательно пришел к своему основному умозаключению - папуасы в антропологическом смысле ничем не отличаются от остальных людей.
ГАЗЕТЫ, "похоронившие" Маклая, сами его и "воскресили". Слава о русском ученом, прожившем пятнадцать месяцев среди каннибалов Новой Гвинеи, с быстротой птицы перелетала с архипелага на архипелаг, с материка на материк. Все с нетерпением ждали его возвращения в Европу. Но туда он попал нескоро. Снова бесконечные путешествия. Молуккские острова, Целебес, Филиппины, Гонконг, Кантон, сказочная Ява. Маклай стремится изучить разновидности папуасских племен, сравнить папуасов Новой Гвинеи с жителями других островов Меланезии, Филиппин.
Миклухо-Маклай посетил Новую Гвинею несколько раз, и каждый раз ему удавалось установить дружеские отношения с папуасами, хотя нередко его подстерегала смертельная опасность. Во время второго путешествия он высадился на берег Папуа-Ковиай, на котором, по слухам, распространяемым малайцами, жили пигмеи-людоеды. Но людоедов Маклай не нашел, а обнаружил обычные племена - маираси и вуосирау, которые мало чем отличались от жителей побережья. Тогда он понял, почему малайские радьи стараются опорочить папуасов. Малайцы занимаются работорговлей. Племена папуа-ковиай вынуждены оставить оседлую жизнь на суше. Они превратились в водных кочевников, странствующих в пирогах с места на место. Междоусобные стычки, убийства, похищения людей и продажа их в рабство стали обычным явлением на этом берегу.
В верховьях реки Паханг (Малаккский полуостров} он нашел, наконец-то, то что искал: карликовые негроидные племена - сакаев и семангов.
Год жизни отдал Миклухо-Маклай Малакке, где своими глазами увидел то, чего не видел никто из европейских ученых. Он исправно вел дневник, делал зарисовки, открывал неведомые горы и реки. Теперь он знал об этом регионе больше всех исследователей вместе взятых. К сожалению, сохранились лишь записи первого путешествия Маклая по Малакке. Наиболее "крупномасштабный" и важный труд был уничтожен вместе с другими бумагами. Это случилось тогда, когда великий путешественник понял, что пришествие европейцев в каменный век несет племенам с первобытным укладом не цивилизацию, а лишь семена погибели.
Конечно, с точки зрения современного человека, вынашиваемая Маклаем идея превратить Новую Гвинею в некую коммуну - Папуасский союз, где все живут в добрососедстве и уважении друг к другу, выглядит утопично. Эта точка зрения не нашла поддержки и у российского правительства, которое не считало эти земли "зоной собственных интересов". Зато в Англии и Германии думали иначе. Русский флаг в бухте Астролябии был сорван. Не туземцами, а теми людьми, чьи интересы были вполне понятны. Так, над талем Маклая был поднят германский флаг.
Защищая берег Маклая и острова Океании от аннексии иностранных держав, Миклухо-Маклай пытался вести большую политическую игру: он стремился столкнуть лбами двух хищников, погрязших во внешнеполитических амбициях, - Англию и Германию, используя противоречия между ними. Поэтому он без устали пишет письма Бисмарку, Гладстону и Дерби. Отчасти ему удалось реализовать свой план - на некоторое время папуасов оставили в покое. Но лишь на время.
В ФЕВРАЛЕ 1884 г. в Австралии, в Сиднее, Николай Николаевич женился на Маргарите Робертсон. Это, пожалуй, была первая и единственная его любовь, От брака на свет появилось два сына. Но семейное счастье длилось недолго. Путешественник сильно сдал - здоровье во время долгих и изнурительных экспедиций было окончательно подорвано. Сколько раз люди, окружавшие его, не верили, что Маклай сумеет поправиться. Но, вопреки их мнению, всякий раз происходило чудо - человек, по пояс стоящий в могиле, измученный всеми известными и неизвестными науке болезнями, неожиданно выздоравливал, вернее, находил в себе силы жить дальше. В мае 1887 г., совсем больной, он с семьей возвратился в Санкт-Петербург. Как чувствовал близкий конец. И работал, работал, работал. 14 апреля 1888 г. его не стало. Маклаю должно было исполниться сорок два года...
МИКЛУХО-МАКЛАЙ прожил недолгую, но яркую жизнь, полную лишений и страданий во имя науки. При жизни он написал около пятидесяти завещаний, в предсмертный же час сделать этого не успел...
Олег ВОЛГИН, Аэрофлот июль-август 2003
Комментарии: