О Китае
Гонконг. Остров, уплывший на Восток.
Нигде больше жизнь не идет в таком бешеном темпе, как в Гонконге. Этот город обгоняет всех по числу миллиардеров, количеству «роллс-ройсов», объему выпиваемого коньяка и даже по числу пари на конских скачках. А также по продолжительности рабочего дня.
Гонконгская Мечта удивительно напоминает свою американскую тезку. В местных газетах обязательно печатаются «рождественские» истории про известных в Гонконге людей, которые бежали сюда нищими из коммунистического Китая и начинали бизнес с уличной торговли. А потом открывали собственное дело и вскоре зарабатывали свой первый миллион долларов. Подобные мифы (хотя иные местные миллионеры и миллиардеры действительно начинали с низов) очень популярны среди гонконгцев, и именно они формируют Мечту. Хотя назвать гонконгцев мечтателями язык не поворачивается. Они убежденные прагматики. В перерасчете производимого в городе валового национального продукта на душу населения на каждого гонконгца приходится 21 650 долларов в год (в коммунистическом Китае этот показатель не превышает 530 долларов).
Ночью, когда самолет выныривает из темноты бескрайних просторов Южного Китая и оказывается над небольшим кусочком суши, залитым яркими огнями, через иллюминатор прекрасно видна бухта Виктория. На ее глади застыли морские суда, вдоль нее извиваются набережные, улицы, забитые автомобилями и толпами фланирующих людей, сияющие рекламными щитами и вывесками магазинов. Того, кто впервые видит эту картину, охватывает странное ощущение нереальности.
Бухта свежести
Оказываясь в Бухте свежести (именно так переводится с китайского слово «Гонконг»), сразу понимаешь уникальность этого места, где странным образом переплетаются элементы цивилизаций Востока и Запада. Католические храмы, протестантские миссии мирно соседствуют с буддийскими монастырями и конфуцианскими храмами, а различие исповедуемых религий не мешает гонконгцам ощущать свое единство. Во время рабочего дня одетых в европейские костюмы, вооруженных сотовыми телефонами и кейсами самых последних моделей гонконгских чиновников, брокеров и бизнесменов вполне можно спутать с их манхэттенскими собратьями. Но вечером, вернувшись домой и переодевшись в традиционную одежду (шелковый костюм и мягкие, наподобие комнатных, туфли), гонконгцы начинают напоминать провинциальных китайцев откуда-нибудь из Ханчжоу или Фучжоу. Факт существования и процветания этого уникального западно-восточного мира прецедентов не имеет. Гонконг опровергает знаменитую формулу Редьярда Киплинга о том, что «Восток есть Восток, а Запад есть Запад, и вместе им не сойтись». Супергород вот уже более полугода входит в состав коммунистического Китая. Бывшая последняя британская колония на Дальнем Востоке с ее либеральным духом, деидеологи-зированностью, культурным и духовным разнообразием выглядит «белой вороной» на фоне монолитного коммунистически-традиционалистского Китая. И опровергнуть этот вполне очевидный факт гонконгцы не могут, несмотря на очевидное желание многих следовать конфуцианскому идеалу цзюнь-цзы-джентельме-на на китайский лад, говорить на мандаринском диалекте вместо традиционного южного юэ и вообще выглядеть стопроцентными китайцами. Неповторимая история Гонконга и его населения неподвластна человеческим желаниям.
«Юнион Джек» над пиком Виктория
Еще в 1793 году англичане предприняли первую попытку получить во владение остров у южных берегов Китая. С этой целью в Поднебесную отправился знаменитый британский дипломат лорд Макартней. Бывшему губернатору Мадрасской провинции в Индии и бывшему послу Великобритании в Петербурге предписывалось во время визита к китайскому императору Цяньлуну «настоять на передаче какого-либо китайского острова для создания там английского форпоста». Английской миссии был устроен торжественный прием, но очень быстро выяснилось, что высокомерные китайцы рассматривают своих гостей лишь как новых вассалов Поднебесной. На кораблях Макартнея были укреплены флаги с надписью «данник из английской страны», а королю Георгу III император Цяньлун посоветовал «повиноваться и не выказывать небрежности». Естественно, о передаче какого-либо острова Британии и речи быть не могло.
Неудача миссии Макартнея не остановила англичан. После первой «опиумной войны» (1840—1842) небольшой остров Сянган с удобной бухтой, который так приглянулся командирам королевского флота, был передан в вечное владение британской короне. В то время на этом болотистом и малонаселенном кусочке суши находилось лишь несколько рыбацких поселений с общей численностью жителей семь с половиной тысяч человек. Это были в основном так назы ваемые даньцзя или «люди с лодок» — особая этническая группа китайцев, по своему социальному статусу напоминавшая индийских неприкасаемых. Они жили в лодках по берегам острова Сянган. Законы запрещали им переселяться на сушу и вступать в браки с людьми, живущими на берегу.
Образование колонии полностью изменило жизнь маленького острова. За короткое время сюда прибыли сотни английских военных и купцов, переселились тысячи китайцев, а Сянган превратился в главную перевалочную базу для продвижения английских товаров на китайские рынки. Вскоре территории одного маленького острова англичанам показалось мало, и во время второй «опиумной войны» (1856—1860) они завладели частью полуострова Ко-улун. По мирному договору 1860 г. она была присоединена к территории Гонконга. Окончательно же колония Гонконг обрела свои нынешние границы в мае 1898 г., когда англичане вслед за немцами, взявшими на 99 лет в аренду район Цзяочжоу (современный Циндао), французами, арендовавшими на тот же срок Гуанчжоувань, и русскими, арендовавшими на 25 лет Порт-Артур и Дальний, взяли в почти вековую аренду всю территорию полуострова Коулун. К острову Сянган и прилегающей к нему части полуострова Коулун, переданным британской короне в вечную собственность («старый Гонконг»), добавились так называемые новые территории. После этого общая площадь колонии составила 1100 квадратных километров. На этом клочке суши и начался интенсивный процесс взаимодействия культур, который, разумеется, не всегда проходил гладко.
Плавильный котел цивилизации
Сегодня местные демократические организации играют доминирующую роль в общественной жизни Гонконга (прозападные демократы на выборах в городское собрание в 1995 г. получили более 42% всех голосов), а сам Гонконг в глазах большинства образованных китайцев — оплот демократии и свободы. Однако на протяжении многих десятилетий вся колония бунтовала против английского господства. Еще в годы второй «опиумной войны» жители острова Сянган устраивали диверсии против английских войск и нападали на английских купцов, которые опасались даже появляться в городе. Самые серьезные испытания англичанам пришлось пережить в середине 20-х годов нашего столетия. После расстрела английской полицией демонстрации китайских студентов в Шанхае гонконгцы в знак солидарности объявили бессрочную забастовку, и вся жизнь колонии оказалась парализованной. Морской порт и промышленные предприятия остановились, экономическая жизнь замерла, а многие английские семьи готовились к эвакуации.
Отношение к британцам изменилось лишь во время второй мировой войны. Японцы, захватившие в начале декабря 1941 г. Гонконг, обрушили такие жестокие репрессии на местное население, что английский колониальный режим стал казаться местным жителям воплощением справедливости. Конечно, в Гонконге не были убиты 200 тысяч китайцев, как в Нанкине, однако и здесь японская армия особенно не стеснялась. Симпатии к англичанам усиливались еще и потом)', что они страдали вместе с китайцами и вместе с ними противостояли оккупантам. Именно после второй мировой и последовавшей вслед за ней гражданской войны в Китае (1946—1949) стал формироваться современный облик Гонконга — экономического и культурного центра, где Запад и Восток сделали шаг навстречу друг другу. Победа китайских коммунистов в 1949 г. и подавление демократических свобод в материковом Китае окончательно закрепили новый имидж старой английской колонии. Она стала прибежищем тысяч политических эмигрантов, бежавших от репрессий коммунистического режима. До восьмидесятых годов сотни тысяч китайцев искали спасения в Гонконге, несмотря на риск быть застреленными китайскими пограничниками или стать добычей прожорливых акул, которыми буквально кишат прибрежные воды. Добравшись до гонконгского берега, беглецы попадали в новый и удивительный для них мир. Вроде вокруг те же самые китайцы с очень незначительным вкраплением англичан, и в то же время все совсем не так, как в материковом Китае. Влияние западных ценностей в супергороде было преобладающим. Равенство всех жителей перед законом, возможность свободно высказывать свое мнение, приезжать и уезжать из страны были реализованы на практике намного раньше, чем в материковом Китае. В сфере экономики также были установлены четкие правила игры: благоприятный климат для иностранных инвестиций, европейская система налогообложения, многочисленные льготы местному капиталу. В духовной жизни наряду с традиционными для Китая буддизмом, конфуцианством и даосизмом в колонии быстро распространялись протестантизм и католицизм. Местная элита старалась отправить своих отпрысков на учебу в Англию и США. Естественно, все это сказалось на культуре, образе жизни и мировоззрении гонконщев. Но этих перемен мало, чтобы превратить китайское общество в западное. Восточная философия все равно осталась определяющей в стиле жизни и мировоззрении гонконгцев. Конфуцианская идея нации — семьи, где функции каждого строго регламентированы, а коллективные интересы выше личных, оказалась для них ближе западного индивидуализма. Поставленные перед жестким выбором: либо западная демократия, либо объединение с Китаем под общей крышей конфуцианских ценностей, большинство гонконг-цев предпочли последнее. Правда, важную роль в этом сыграл их природный прагматизм. Многими гонконгцами вхождение в состав Китая воспринимается не более чем очередная выгодная сделка. Действительно, благодаря дипломатическому искусству и упорству англичан, их бывшая колония вошла в состав Китая на очень благоприятных для себя условиях. В сентябре 1982 г. стало окончательно ясно, что Пекин решительно настроен возвратить Гонконг под свою власть после истечения срока аренды. Перед Маргарет Тэтчер, премьер-министром Англии, вырисовывались два варианта действий. Первый — отказаться от возвращения Китаю «оплота демократии и процветания в Азии» до тех пор, пока в нем самом не восторжествуют демократические свободы. Следствия: жесткая конфронтация с коммунистическим Пекином, неизбежная потеряГонконгом статуса одного из главных мировых финансовых центров, связывающих финансовую систему КНР с остальным миром, статуса основной перевалочной базы для товаров, импортируемых в материковый Китай и экспортируемых из него. Насколько разрушительным был бы для гонконгской экономики этот вариант, можно судить хотя бы по тому факту, что в 1996 г. общий объем торговли Гонконга с материковым Китаем составлял фантастическую цифру 40,7 млрд. долларов и супергород занимал третье после Японии и США место в качестве торгового партнера КНР. Чтобы сохранить богатство и про цветание супергорода, «железная леди» предпочла другой вариант: передать Гонконг под управление Китая, но при этом постараться на максимально возможный срок обеспечить его внутреннее самоуправление, экономические и политические свободы. Она приняла идею Дэн Сяопина об «одной стране — двух системах» и добилась ее закрепления в совместной китайско-британской декларации в декабре 1984 года. Замысел Маргарет Тэтчер наверняка простирался дальше. Она, возможно, рассчитывала с помощью Гонконга сделать все еще коммунистическому и в своей массе глубоко консервативному китайскому обществу либеральную прививку. В любом случае англичане сумели добиться максимума преференций для жителей своей последней колонии.
Новые времена и «старый Гонконг»
Перейдя с 1 июля 1997 г. под суверенитет Китая, Гонконг приобрел статус Специального административного района (САР) в составе КНР со своей конституцией, независимым административным, налоговым, финансовым и прочим законодательством. Пекин согласился сохранить гонконгский доллар как полноправную местную валюту, не мешать свободному движению капитала внутри САР, а также самостоятельному участию территории в разного рода международных торговых организациях. Гонконг сохранил за собой экспортные квоты, тарифные преференции и другие аналогичные соглашения, действовавшие до 1 июля 1997 г. В неприкосновенности на ближайшие 50 лет остается и вся структура его коммерческого и гражданского законодательства, зафиксированная в соглашении 1990 г. Огромные валютные резервы Гонконга, составлявшие к концу 1996 г. 60 млрд. долларов, также оказались вне прямого контроля центральных властей в Пекине. Правительство САР получило возможность самостоятельно формировать налоговое законодательство. Поэтому низкие налоговые ставки, на которых держалась экономика Гонконга, и после присоединения остались стабильными и неизменными. Соглашаясь на уступки, руководство коммунистического Китая преследо вало и свои собственные цели. Действительно, какой смысл резать курицу, которая приносит золотые яйца? Зачем подрывать экономический статус города, вложившего только за последние годы более 25 млрд. долларов во все отрасли экономики материкового Китая? Такая прагматичная позиция Пекина особенно проявилась в момент поразившего недавно Азию, а вслед за ней и весь мир, глубокого финансового кризиса. Когда девальвация угрожала гонконгскому доллару, решительное заявление центрального банка Китая о том, что он всеми своими немалыми финансовыми ресурсами готов поддержать гонконгский доллар на прежнем уровне, быстро разрядило ситуацию. Гонконгцы смогли убедиться в правильности «сделки», оформленной 1 июля 1997 г. Однако, несмотря на эту убедительную демонстрацию силы, особого оптимизма перспективы супергорода не вызывают. Нынешнее статус-кво и обоюдное стремление к компромиссам как в Пекине, так и в Гонконге, не могут длиться вечно.Гадание о будущем: «орел» или «решка»
Существуют два основных сценария возможного развития событий в Гонконге. Согласно первому сценарию, «большой Китай» будет все более и более влиять на жизнь бывшей британской колонии. Сначала изменения затронут главным образом такие болезненные для любого коммунистического режима проблемы, как права человека и свобода прессы. Уже сейчас позиции по этим вопросам партийных идеологов в Пекине и гонконгских журналистов противоположны. Заведующий отделом пропаганды ЦК КПК Динь Гуанжень не устает повторять, что «китайская пресса должна следовать курсу ЦК компартии: служить народу, выполнению главных задач партии по строительству социализма». А Джонатан Фенби, главный редактор одной из наиболее влиятельных в Гонконге газет «Саут Чайна морнинг пост», утверждает, что сегодня для гонконгской прессы главное — «сохранить свободу информации». Эмиль Лау — популярный в городе политический обозреватель, с тревогой указывает на все более широкое распространение среди гонконгских журналистов самоцензуры и так называемой культуры тишины, когда они стараются избежать обсуждения проблем прав человека и свободы информации в материковом Китае.Привнесенные китайцами с материка принципы организации власти — клановость, коррупция и так называемая позвоночная система связей (для ее определения в Китае даже существует специальный термин — «гуаньси», «связи»), способны быстро нарушить существующую систему управления. Политологи в Гонконге убеждены, что даже незначительные перемены в конституции и особенно пересмотр демократической системы выбора судей способны подорвать процветание города. Если компании больше не смогут полагаться на суд для обжалования действий правительства, они впредь должны будут искать чиновников со связями,способных решить их проблемы. Вместо власти закона воцарится власть коррумпированных чиновничьих кланов. В этом случае неизбежен этап медленного угасания Гонконга как мирового финансового центра. Он превратится в обыкновенную провинцию на юге Китая. Другой сценарий более оптимистичен. Он предполагает, что Гонконг окажет дестабилизирующее воздействие на всю систему организации власти и управления в материковом Китае. Под влиянием гонконгского примера начнется дрейф правящего коммунистического режима в сторону свободы,демократии и политического плюрализма. Однако даже те, кто рассчитывает на этот вариант развития, понимают, что шансы на его осуществление малы. А пока больше всего нужно бояться непредвиденных перемен в; пекинском руководстве, в результате которых ортодоксальные коммунисты смогут оказать влияние на политику центральных властей.
Между тем «тихое наступление» на умы подрастающего поколения гонконгцев уже началось. Открыв 1 сентября 1997 го да учебники истории, преподаватели в школах с удивлением обнаружили, что их объем заметно уменьшился. Разделы, связанные с историей Тайваня и Тибета, с движением за демократию в Китае в 1979 и 1989 годах, оказались либо значительно сокращены, либо вообще изъяты. События на площади Тяньаньмэнь квалифицируются теперь не как кровавое подавление выступления студенческой молодежи за демократизацию, а как незначительный «инцидент».
Все эти постепенные, но необратимые изменения в сфере обществен ной жизни могут серьезно ухудшить психологический климат в Гонконге и дать толчок к кризису всей гонконгской модели. Некоторые специалисты полагают, что, даже если Пекин и не будет делать резких движений и устраивать «косметический ремонт в гонконгском доме», изменения в худшую сторону неизбежны.
